Бизнес Ханжонкова процветал, чего никак нельзя было сказать о личной жизни. Еще в 1910 году 33-летний Александр Алексеевич без памяти влюбился в 17-летнюю монтажерку с собственной фабрики Верочку, Веру Дмитриевну. В том же 1910 году она родила ему дочку Нину. В 1911 году она уже была его официальной помощницей, а позже – фактически второй женой. Впрочем, первая жена подобному положению вещей и не сопротивлялась: против любовницы она не возражала – с условием, что та не будет лезть в семейный бизнес, а развод не был нужен ни ей, ни мужу (такие дела в тогдашнем обществе не особенно поощрялись). А поэтому супруги сошлись на том, что пусть-де до поры все идет, как шло.
Вид 1-й Тверской-Ямской улицы от Триумфальной площади, где А. А. Ханжонков открыл свой кинотеатр
Построенный для А. А. Ханжонкова кинотеатр «Арс» (в советское время и ныне – «Художественный») любим москвичами уже на протяжении века
К началу Первой мировой у Ханжонкова в Москве было уже два кинотеатра (второй – «Арс», ныне «Художественный») и 2 000 000 рублей на банковском счету. Он выпускал два киножурнала. На него работали лучшие режиссеры того времени – Петр Чардынин и Евгений Бауэр. Он «раскрутил» молоденькую статистку из Большого театра Веру Холодную и провинциального актера Ивана Мозжухина. Он попытался создать первый цветной фильм, для чего нанял специальную художницу, в обязанности которой входило «разукрашивание» кинопленки. На его площадках снимался каждый второй российский фильм.
На студии Ханжонкова были сняты первые в мире «научпопы»: «Операция костной опухоли», «Электрический телефон», «Алкоголь и его последствия» (с Мозжухиным в роли пьяницы), «Получение электромагнитных волн» и другие. В 1916 году он предложил министерству путей сообщения оборудовать четыре вагона-кинематографа «для эффективного распространения современных научных знаний среди рабочих и крестьян». Эта ханжонковская идея понравилась Ленину, который уже после революции включил все четыре вагона в состав первого агитационно-инструкторского поезда ВЦИК.
Революция загнала и Ханжонкова, и Дранкова в один город – в Ялту. Здесь Ханжонков попытался восстановить свою отнятую большевиками киноимперию и построил то, что современники назвали «российским Голливудом», а мы сейчас называем Ялтинской киностудией. Дранков же ничего не предпринимал и в 1920 году махнул в Константинополь.
Сведения о дальнейшей жизни «первого российского кинопатриота» крайне противоречивы. Кто-то говорит, что он занялся тараканьими бегами, кто-то утверждает, что он начал в городе свой кинопрокат. Точно известно, что в 1927 году он перебрался в Голливуд, где открыл контору и даже попытался снять «большую русскую картину», однако дело не пошло. Дальше сведения опять разнятся. Кто-то утверждает, что в последние годы жизни Александр Осипович владел мелкой лавкой по торговле кинопринадлежностями в Сан-Франциско, но разорился и умер в нищете; кто-то, напротив, утверждает, что он вдруг стал миллионером, купил яхту и укатил в неизвестном направлении. И даже точный год смерти «первого русского кинопатриота» нам неизвестен.
Ханжонков же от новой власти не бежал. Он от нее уехал в 1920 году лечить ревматизм – сначала в Баден-Баден, а потом – в Берлин. Вместе с обеими женами и с детьми. Впрочем, двоеженцем он пробыл тут недолго: Антонина Николаевна бросила мужа, как только у него кончились деньги. А потому, когда в 1923 году Госкино пригласило его вернуться в Москву для того, чтобы помочь в создании пролетарской киностудии, на родину его сопровождала (уже в качестве официальной супруги) Вера Дмитриевна.
«Рад, что вы вернулись, чтобы помочь советскому кино. Сердечно присоединяюсь к чествованию замечательного деятеля русской кинематографии» – такую телеграмму прислал Ханжонкову сам Луначарский. Однако на этой телеграмме все внимание властей и окончилось. К большому кино бывшего миллионера так и не подпустили. А когда он в 1926 году попытался-таки снять свой фильм, чуть было не посадили «за перерасход средств и невыполнение плановых обязательств». Посадить не посадили, но гражданских прав лишили, а заодно и отстранили от кино. В 1927 году Александр Алексеевич собрал вещички и вместе с семьей уехал в давно знакомую Ялту, в которой и прожил всю оставшуюся жизнь. В 1934 году уставший от нищеты, «вычищенный по 2-й категории как классово чуждый элемент, враждебно относящийся к мероприятиям советской власти» Ханжонков обратился с просьбой о помощи к председателю Государственного управления кинематографии Шумяцкому. Помощь шла больше года. Лишь в 1936 году Александру Алексеевичу была назначена «пенсия по выслуге лет».
Умер отставной подъесаул Войска Донского, купец второй гильдии, бывший миллионер и киномагнат, советский пенсионер и консультант Госкино Александр Алексеевич Ханжонков 26 сентября 1945 года.
* * *
Рассказывали, что рядом с Ханжонковским «Арсом», что на Арбатской площади, часто можно было наблюдать такую сценку: возле очереди к кассе внезапно появлялся маленький шкет, который звучным голоском объявлял: «Кина не будет, машина сломалась!» После чего он быстро, пока не прибежал швейцар, раздавал присутствовавшим листовки с рекламой расположенного неподалеку «синема Поставщика Двора Его Императорского Величества А. О. Дранкова».
БРОКАРЫ
Боги парфюмерного производства
Сейчас понять происхождение русской поговорки «Мыло черно?, да моет бело?» уже сложно. Люди забыли, что до приезда в Москву гениального рекламщика и талантливого парфюмера француза Генриха Брокара здесь в качестве основного моющего средства использовалась печная зола.
Оказывается, можно не любить страну и тем не менее приносить ей пользу. Генрих Афанасьевич Брокар терпеть не мог Россию и никогда этого не скрывал. «Выезжая из России за границу, – писал он жене, – переживаешь ощущение, будто снял с себя грязную сорочку и надел чистую». Жить в России было для него невозможно, но и работать в какой-нибудь другой стране он не мог…
И как только классику пришло в голову назвать Россию «немытой»? Абсолютная чепуха. Как раз в России издавна существовал культ бани, воспетый еще Нестором в «Повести временных лет». Другое дело, что с мылом у нас всегда было туго.
То ли дело Париж. Тут искусство изготовления моющих средств и хорошего парфюма было поставлено на широкую ногу и имело глубокие корни. К тому времени, когда в России даже и не представляли, что мыло может иметь еще какой-то цвет, кроме черного, Атанас Брокар уже запатентовал способ изготовления мыла прозрачного.