Но тут меня по телефону просят зайти в директорский кабинет. В кабинете сидит один человек, Вера Ивановна Рогова, сводная сестра знаменитого артиста Михаила Ивановича Жарова и, кстати, очень на него похожая. Вера Ивановна работала начальником отдела нормализации и стандартизации, отдела очень важного для любого проектного учреждения, и была исключительно пробивным человеком. Она получила на двоих, себя и мужа, тоже однокомнатную квартиру, но эта квартира была меньше и хуже чем та, которая была выделена мне. И она решила уговорить меня поменяться квартирами, а для усиления своей позиции пригласила меня в этот кабинет, якобы это предложение активно поддерживается директором. Я, конечно, не согласился.
Однако это не помешало впоследствии и мне, и Нонне иметь с Верой Ивановной теплые дружеские отношения. Она прозвала меня почему-то Малышом и обращалась ко мне таким образом, не обращая внимание на окружающих. Однажды, в начале весны, в составе группы специалистов мы были с ней в командировке в Севастополе. Остановились в центральной гостинице “Севастополь”. Вечерами мы прогуливались по улицам города и с удовольствием попивали крымское вино, которое продавалось прямо в киосках, торговавшими газированной водой и пивом. Стакан замечательного вина стоил 20 копеек, большая кружка — 40, причем, по желанию покупателя, вино выдавалось в газированном виде.
Вера Ивановна подружилась с дежурной по нашему этажу, симпатичной, может быть, даже красивой женщиной лет под сорок. На эту женщину, условно назовем ее Машей, произвело большое впечатление то, что Вера Ивановна была сестрой Михаила Ивановича Жарова и очень на него похожей. Как-то под вечер Вера Ивановна отзывает меня в сторону и говорит, что Маша приглашает ее к себе домой на ужин. “Вы знаете, она просила придти и вас. Пойдем?” А почему бы нет. Вечер прошел достаточно интересно, в том числе и потому, что Вера Ивановна вспоминала о Михаиле Ивановиче, а Маша много рассказывала о Константине Паустовском, который, приезжая в Севастополь, всегда останавливался в “Севастополе” и был с ней дружен. Я, к сожалению, эти рассказы не запомнил.
Первого апреля 1960 года я получил ордер на квартиру №27 и в тот же день, опять же, как и при переезде на 8-ю Советскую, мы вместе с моим приятелем Женей Февралевым разгрузили пришедший из Ростова контейнер с мебелью и вещами прямо в мою квартиру. Нонна и Миша приехали через несколько дней. Интересна реакция нашего Миши. Несколько дней, по крайней мере, два дня, он не хотел выходить на улицу. Нет, и все. Все наши квартирные “страдания”, оказывается, не прошли мимо детского сознания. Возможно, он интуитивно почувствовал ту ситуацию с подтверждением факта владения советской квартирой, о которой я говорил выше. “Будет лучше, если я посижу дома за закрытой дверью”, таковы, вероятно, были его мысли.
Апрель. Всю жизнь я любил этот месяц и ждал его прихода. И, думаю, не только потому, что в апреле я родился. Апрель, по моему мнению, самый весенний месяц и на юге, в Ростове, и на севере, в Ленинграде. В марте, хотя уже и появляются признаки пробуждения природы, но еще совсем рядом зима, и обычно хочется, чтобы холода побыстрее прошли, а вместе с ними и сам месяц. Май — это предвестник лета, иногда погода в мае бывает более теплая, чем в июне, во всяком случае, так часто случается в Ленинграде. А вот апрель — это настоящая весна: и воздух, и дожди, и трава, и птицы и, главное, настроение, все весеннее. И ощущение света и надежды. Апрель 1960 был особенным апрелем, он сделал мне с интервалом в несколько дней два замечательных подарка. Как же тут не радоваться.
IV. ШЕСТИДЕСЯТЫЕ
Итак, я добился того, к чему стремился. Очень быстро меня перевели в должность старшего научного сотрудника, несколько месяцев спустя Ученый совет института ходатайствовал перед Высшей Аттестационной Комиссией о присвоении ученого звания “Старший научный сотрудник”. Мне установили оклад в 250 рублей — ставку, соответствующую минимальному стажу работы в этой должности. Но и эта минимальная ставка превышала мою предыдущую зарплату на 70 рублей, добавка по тем временам весьма значительная. А если к тому же учесть, что мы перестали платить хозяйке за снимаемую комнату, то материальное положение нашей семьи существенно улучшилось. Не говоря о моральном.
Да, удовлетворение было полным, но не был сделан главный вывод, который обязан делать каждый молодой человек, поднявшийся на одну ступеньку, — а теперь еще выше! То, что я мог претендовать на получение степени доктора наук, я не сомневаюсь сейчас и, как ни странно, не сомневался тогда.10 Так в чем же дело, почему очевидное и вероятное не стало действительным? Я вижу три причины: эйфория от успеха, сознание, что основная задача решена; переоценка сложности проблемы, нежелание опять ввязываться в новые “крутые повороты”; отсутствие научного руководителя, заинтересованного наставника или друга. Конечно, если честно, то это, скорее всего, отговорки. Мой товарищ, Женя Ельяшкевич, был в таком же положении, как и я, но умудрился буквально на кухне коммунальной квартиры написать докторскую диссертацию и успешно ее защитить. А я, хотя и не поставил перед собой конкретной задачи, но про себя все же думал, что если я подготовлю побольше строительного материала, то здание воздвигнется почти само собой.
Так я и работал, и “лепил кирпичи”. И что же? Строительного материала набралось много, на несколько хороших домов, но до постройки хотя бы одного, руки так и не дотянулись.
Как обычно, любая организация начинается с формирования коллектива сотрудников. По намечаемому направлению работы моей группы я собирал специалистов по автоматическому регулированию, аналоговому моделированию и просто электронщиков, способных разрабатывать и настраивать схемы и приборы. Я уговорил несколько сотрудников моей бывшей лаборатории на заводе “Северный Пресс” составить мне компанию: Славу Черникова, тогда уже аспиранта, Юру Гусева, еще студента СЗПИ, и Валерия Красуленкова, техника, мастера на все руки. В течение первой пары лет работы в лаборатории Рабкина в мою группу вошли молодые инженеры и три-четыре техника, всего около пятнадцати человек11.
Самые теплые отношения у меня сложились с Сашей Синяковым, Юрой Гусевым, Славой Черниковым, Борисом Гуриным, Борисом Гринчелем и Тамарой Григорьевой. О некоторых из моих сотрудников я буду рассказывать далее в этой главе, а также за ее пределами, сейчас же только сообщу данные о научных достижениях, которые, как мне кажется, характеризуют атмосферу, царившую в группе. Одним из показателей этой атмосферы является то, что почти все сотрудники группы стали авторами или соавторами изобретений и научных разработок. В течение первых пяти-десяти лет защитили кандидатские диссертации пять сотрудников моей группы (Черников, Синяков, Скомарцева, Гринчель, Мальц), а двое из них (Гринчель и Синяков) стали впоследствии докторами наук. Но больше всех в научной карьере продвинулся Саша Синяков, который стал заведующим кафедрой и проректором по науке Государственного университета Авиационного Приборостроения (бывшего ЛИАП), научным руководителем международных программ “Безопасность полетов” и “Интеравиакосмос”.
