Ознакомительная версия.
Позвонили пожарным и быстро размотали зеленый садовый шланг. Напор воды был как у писающего мальчика, до огня не доставал, и Димка полез на гнилую лестницу с внешней стороны дома, чтобы поливать огонь через крышу. На чердак изнутри уже было не войти. Заперев детей у мамы и попросив приглядеть за ними – они все хотели выйти посмотреть, как красиво летят искры, – я побежала в дом вынести хоть что-нибудь. Первым делом документы, вторым почему-то все мужнины костюмы, ведь назавтра ему на работу, а больше уже и оставаться было нельзя – дым сильный, дышать нечем, треск и страх, что вот-вот рванет газ…
– Не забудь про ружье!!! – крикнул муж, наверное, посчитал, что оно почему-то не должно сгореть. Я, как Александр Матросов, еще раз бросилась в дом, закутав рот и нос шарфом, но второй этаж уже полыхал. Решив почему-то, что дача не должна сгореть вся, я поставила ружье у входа, а сама побежала помогать мужу. Он стоял на верхней ступеньке приставной лестницы и еле видной струей поливал огонь. Не успевая дойти до огня, вода превращалась в белый пар, и вокруг дыры в крыше стояло плотное облако. Всё было бесполезно. Нашими силами не потушить.
С соседнего участка прибежали строители-молдаване. Перескочив по одному, как лани, через забор, они поскакали табуном в горящий дом, чтобы помочь спасать добро. Выносили самое, с их точки зрения, важное и дорогое – старое кожаное кресло, торшер, два стула и… холодильник с продуктами, который неделю лежал потом на траве с открытой пастью, разбросав вокруг себя протухшую еду. Больше ничего не успели. И скрылись так же табунчиком через забор, быстро и бесшумно.
Раздались пожарные сирены. Открыли ворота, и вместе с пожарными на участок влились еще десятки зевак. Одни давали советы, что-то спрашивали и отвлекали от дела, другие пытались проникнуть в еще живой дом и ухватить хоть что-нибудь стоящее. Было впечатление, что эти малоприятные и странные люди с немигающими глазками знали заранее, что может случиться возможность поживиться.
Муж отвлекся на разгон демонстрантов, а пожарные стали разматывать шланги.
Огонь сжирал метр за метром быстро, просто и страшно. Подойти к дому было уже невозможно: воздух, казалось, обугливался вместе с бревнами. Весело горели, трепыхаясь, зеленые занавески на первом этаже. С крыльца повалил дым. Всё. Конец.
Размотав шланги, пожарные начали поливать гигантский костер, но время было уже упущено. Огонь трещал и жрал все подряд. Ему было наплевать на человеческие потуги, на тоненькие струйки воды и на железные крюки, которыми пытались что-то оттащить. Он был голоден, и пищи было вдоволь. Теперь остановить его не смог бы никто.
На нашей сгоревшей даче. С Магомаевым и Синявской. Середина 90-х
В студии
Одна из первых выставок «Частной коллеции». Хорошо повесили?
Занялось крыльцо, на котором стояло ружье с патронами. Раздались первые выстрелы взрывающихся пуль.
– Кто это? Что это у вас? – спросил предводитель пожарников, инстинктивно пригибаясь.
– Да вот, пульки взрываются, я ж думала, что…
– Всем укрыться! – закричал пожарный, и остальные, как в кино про войну, забыли про пожар и залегли за могучие березы, нервно слушая свист пуль.
– Много их у вас там?
– Да нет, всего одна коробка.
Я в изнеможении села в кресло, которое молдаване вместе с торшером предусмотрительно оттащили подальше от огня, и стала смотреть, как горит мой дом. Вместе с богатой библиотекой, дорогими старинными гравюрами, доставшимися от отца, семейными фотографиями на стенах, первыми малюсенькими детскими вещами, даже роддомовскими ярлычками с именами моих сыновей, отцовским архивом, Полиным, а потом и Лидкиным наследством – колечками с бриллиантиками, старыми потертыми фотоальбомами, латунной огромной люстрой с оранжевым абажуром из прошлого и незаконченным завтраком, оставшимся стоять на большом дубовом столе. Моя прошлая жизнь в прямом смысле превращалась в пепел, и я сидела на этом представлении в первом ряду.
Горел дом, свистели пули, пожарные лежали за березами, матерился муж, а я вот так и сидела в кресле посреди поляны и чувствовала почему-то вместе с горечью невероятное ощущение счастья! Дети были живы и здоровы, муж цел, все родные рядом! Тогда-то я и поняла, что больше ничего в жизни не надо! Очень часто ведь мы произносим слова: «Я бы всё отдал!» Вот я всё и отдала! И ничуть об этом не жалела. Поняв это, я сидела, глупо улыбалась и была, пожалуй, счастлива, как никогда! Тот момент я вспоминаю очень часто. Такого сильного чувства с тех пор я не испытывала.
Дача догорала, рушились обугленные бревна, вся прошлая жизнь уже превратилась в золу. То, что было потом, плохо помню. Подписывали какие-то документы, звонили какие-то люди, выражали соболезнования (зачем? почему?), кто-то нес деньги на жизнь, а в школе собирали вещи для погорельцев – в углу школьной раздевалки на первом этаже стояли тюки с чужими майками и штанами. Для моих детей, для погорельцев.
Друзья, узнав про пожар, в котором сгорела большая отцовская библиотека, стали дарить книги и среди них много художественных альбомов. Сидела, долго их разглядывала. Как все-таки лица из прошлого похожи на современные, а зачастую и конкретно на кого-то! Стала в это, как девочка, играть, примеряя каждый портрет на кого-то из знаменитостей.
Чтобы как-то скрасить мою тихую грусть, муж подарил мне фотоаппарат, профессиональный. Я всегда умела «нажимать на кнопочку», и дело это мне очень нравилось. Выбрать объект – в основном это была природа и мои собственные дети, отдать в проявку и печать – сама не умела – и с нетерпением ждать глянцевые красочные прямоугольнички. И рвать, и рвать потом то, что плохо! Снимала всю жизнь, по-любительски, как сегодня снимает каждый, у кого есть телефон. Сфотографировала сестру с бабушкой и родителей, когда надолго уезжала в Индию в 1983-м, чтобы были рядом, пока я там. Хорошие получились фотографии, живые. Папа тогда совсем домашний, не позирующий чужим, совсем мой.
Так с тех пор и ходила всегда с фотоаппаратом. Почему? Может, не умела рисовать и хотела простым путем запечатлеть то, что нравилось. А может, подглядывала за миром, как в замочную скважину, закрыв лицо фотоаппаратом и думая, что меня никто не замечает, а я все вижу… Вот и увидела много чего, сфотографировав за 15 лет более пяти тысяч человек. Расскажу пока только о двух.
Людмила Гурченко
Это особая статья. Это лучшее, что было в моей профессиональной жизни. Никто пока так и не смог дотянуться до ее уровня. И большое счастье, что я пригласила ее в самом начале моей фотокарьеры. Она стала моим учителем, даже не подозревая об этом.
Ознакомительная версия.
