Сразу же после записи альбома мы потеряли Вёрзела. Я три раза уговаривал его вернуться. Я шёл ему навстречу: «Почему бы нам не поговорить открыто, ведь всё можно поправить» и т. д. Мы пытались узнать, в чём была его проблема, чем помочь, но он все время отмалчивался. Если его что-то беспокоило, он не показывал этого до самого последнего момента, так что невозможно было заметить, как это накапливалось. Например, если бы он заявил мне: «Вся слава достаётся только тебе!», я сказал бы ему: «Но Вёрзел, ты сам перестал что-то делать для этого. Мы с тобой многие годы были главными именами в группе, и вдруг ты перестал общаться с прессой. Поэтому твоё имя и пропало со страниц газет и журналов. Кроме того, я в группе на девять лет дольше тебя и люди все еще помнят меня по Hawkwind. Ты целых пять лет ничего не делал для собственной рекламы, а только сидел дома с женой и собакой, так почему ты считаешь, что все должны знать о тебе?». Конечно, никто не хочет слышать такое! Но все равно, — причина была в этом. И я тут был ни при чем. Вёрзел все сильнее терял интерес к группе, и уже невозможно было продолжать потакать ему. Всё, наконец, дошло до своего предела.
То английское телешоу, видимо, было последней соломинкой, которая сломала Вёрзела. Программа называлась «Не забудьте свою зубную щётку» и хотя сама она была ужасна — в основном розыгрыш путёвок в круизы с каким-то неестественно бодрым бывшим ди-джеем в нелепой одежде и с ещё более нелепой причёской — музыка была отличная. Джулс Холланд (Jools Holland), лидер группы Squeeze, потрясающе играл на рояле и пел, как Рей Чарльз. По сценарию каждый приглашённый артист выступал с парой песен, а аккомпанировала ему студийная группа. Когда подошла моя очередь, мы сделали «Ace of Spades» — с духовой секцией в четыре человека! — и «Good Golly Miss Molly». Первый раз в жизни я исполнял «Ace of Spades» без остальных участников Motorhead, и Вёрзел, увидев это, взорвался. Джем, его жена, позвонила на телестудию, когда я был там, и заявила, что Вёрзел должен бы выступать вместо меня! Боже! Потом я получил факс от Вёрзела, написавшего мне просто ужасные вещи. Он обвинял меня и Тодда в воровстве его денег — как будто мне нужны его деньги (как я уже говорил, я получаю больше денег от авторских гонораров). Вёрзел был убежден, что люди плели интриги за его спиной — что за глупость? О том, что он оставляет группу, Вёрзел сказал другим, но не мне, и это было особенно скверно, потому что, как я сказал, очень долгое время мы были лучшими друзьями в группе. Но конец этой дружбы был невыносим. Я крайне тяжело переживал это и был доволен, когда всё, наконец, закончилось. Кто-то сказал мне, что он потом приходил на один из наших концертов в Brixton и стоял там со слезами на глазах. Люди любят говорить плохие новости, не так ли? Было очень грустно слышать это.
После ухода Вёрзела я и Микки подумывали о том, что надо бы пригласить кого-то еще. Но Фил сказал: «Я хочу попробовать играть один», так что мы решили пока остаться втроём и посмотреть, что из этого выйдет, и результат поразил нас. Дело в том, что Вёрзел всегда был очень энергичен во время выступлений. Именно он постоянно прыгал и носился по всей сцене. Но на первом же концерте без него, когда я, как обычно, пел и был занят своим делом, вокруг меня всё время кто-то мелькал… и это был Фил! Я глазам своим не верил, потому что раньше на сцене он ни единым мускулом не шевелил. Он выглядел действительно круто и играл, как чёрт. Он по-настоящему вставлял, но, наверное, я зря так удивляюсь. Конечно, он очень странный тип, но и очень естественен, когда берёт в руки гитару. Фил может в любом состоянии сыграть хорошее соло. Он делает это просто инстинктивно — Брайан Робертсон был такой же. Фил просто берёт гитару, и она становится фактически частью его тела. То, что он часто ведёт себя, как маленький извращенец, делает жизнь на гастролях только более интересной!
Честно говоря, я доволен, что нас снова трое. С одной стороны, это избавило нас от необходимости искать ещё одного гитариста! К тому же, как я уже говорил, с двумя гитарами гораздо трудней добиться безупречного исполнения. С одним гитаристом у басиста больше свободы в игре. В прежние времена я обычно играл всякую ерунду на фоне Эдди, и это всё равно звучало замечательно. Так что теперь с этим составом нет проблем, и каждый, кажется, знает своё место, что тоже плюс. А ещё мы получаем больше денег!
В общем, за несколько месяцев «Sacrifice» был закончен и у нас появилась новая американская фирма — CMC, готовая распространять его.
CMC перекупили нас у нашего германского лейбла, CBH. Впервые за много лет нами заинтересовалась американская фирма и они изначально поверили в нас и даже начали распространять альбом еще до того, как мы подписали с ними контракт! Мы и по сей день работаем с ними, выпустив пять альбомов, и я все еще могу сказать, что они благоволят к нам. Том Липски (Tom Lipsky), владелец лейбла, верит в то, что делает. Персонал фирмы с умом распоряжается финансами — это честные люди (вот так сюрприз!), и мне такое отношение нравится. Первый год работы на двух лейблах был стабильным. Мы отыграли 19 концертов в Германии, прокатились по всей Европе, и зрители подходили к нам за автографами, держа в руках наш новый альбом! Это было неслыханно — обычно к европейским поклонникам альбом попадал через 3 года. Но CBH сразу же выпустили диск в Европе, да и CMC тоже не подкачали.
Как обычно, мы поехали в турне по Америке. Вы, я уверен, уже понимаете, что дорога — моя естественная среда обитания, но все же есть некоторые обстоятельства в этом, которые меня выводят из себя. Одно из них — особый род покровительства, с которым относятся к группе некоторые люди из рекламных отделов записывающих фирм. Они фактически пытаются взять тебя в кулак и постоянно поторапливают — я это просто ненавижу! Я им не кукла и не хренов товар какой-нибудь. Некоторые вообще допускают просто моральное насилие, а когда ты даёшь отпор, они называют тебя недисциплинированным. И ты получаешь плохую репутацию из-за того, что защищаешь свои принципы и независимость. Вот вам пример. Когда мы были в Канаде, там была одна девица со съемочной группой с Much Music (канадская версия MTV). Но в тот день мы были в полнейшей депрессии. Никто из нас не хотел выходить на сцену, потому что система мониторов работала отвратительно. Последние восемь концертов мы вообще не слышали друг друга и я уже был настроен просто прекратить турне и вернуться домой: «К чертям собачьим! Эта музыка — моя жизнь, а я не могу нормально играть её, потому что на сцене звучит полное дерьмо. Как люди могут наслаждаться этим, если мне не в кайф?» (Звучит глупо, я знаю, но это чистая правда, уверяю вас!). И вот во время такого кризиса она вертится вокруг нас и повторяет: «Much Music уже готовы для съёмок»! Я сказал ей, что не могу работать — слишком угнетен. И я не врал! Не мог же я выйти перед камерами с сияющей физиономией «эй, всё ништяк!», когда этого нет и в помине! Я говорил: «Разве нельзя записать это на пленку после концерта?». А она отвечала: «Ни в коем случае! Только теперь, потому что после шести часов придётся дополнительно платить за камеру». Что за бред! Разве это имеет значение? Тогда платите! Боже мой! В общем, Микки и Фил меня поддержали и мы свалили, а она написала письмо о том, какие мы неприятные и высокомерные ублюдки. Что меня вообще убило, так это её утверждение, будто я оскорбил ее сексуально! Знаете, что я ей сказал? Я сказал: «Ты самая привлекательная представительница от записывающей фирмы из всех, что мы видели за все годы». Это всё! Если комплимент насчёт привлекательности — сексуальное преследование, то мир действительно сошёл с ума.