1. Обратиться к послам США, Франции, Германии, Испании, Бразилии и (чилийскому) правительству с требованием об освобождении выдающихся лидеров рабочего класса, находящихся в тюремном заключении за свою демократическую деятельность, в первую очередь Эрла Браудера, Луиса Карлоса Престеса, Эрнста Тельмана, Марселя Кашена.
2. Потребовать от правительств Виши, Франко и Германии прекращения репрессий и казней рабочих лидеров в оккупированных странах.
3. Разорвать дипломатические отношения с Третьим рейхом и прекратить направление туда стратегических сырьевых материалов.
4. Установить дипломатические и торговые отношения с Советским Союзом.
5. Призвать (чилийское) правительство с большей энергией бороться с проникновением и деятельностью нацифашистов, национализировать предприятия и собственность нацифашистских элементов в Чили.
На 2-й региональной конференции КПЧ в ноябре 1941 года прозвучали эти же требования, но в более жесткой форме. По заведенному порядку был избран почетный президиум в следующем составе: Сталин, Тельман, Марсель Кашен, Морис Торез, Пассионария, Эрл Браудер, Луис Карлос Престес, Элиас Лафферте, Карлос Контрерас Лабарка, Сальвадор Окампо. С докладом «О политической ситуации в Чили, мире и провинции Ньюбле» выступил Кирберг: «Надо всеми средствами помогать борьбе демократий с фашизмом, пресекать нацистское проникновение в Чили, а прогрессивным силам объединяться для защиты суверенитета и национальной целостности страны».
Можно представить, каких усилий стоило Сикейросу — с его взрывным темпераментом — воздержаться от участия в актах солидарности с Советским Союзом. Он прочел книгу Танкредо Пиночета и согласился с каждым ее словом. В эти трудные времена художник в числе первых вступил бы в Ассоциацию друзей Советского Союза, но теперь, под тяжестью обстоятельств, был вынужден со стороны наблюдать за ее деятельностью. Сикейрос проходил мимо скромной вывески Ассоциации друзей СССР на улице Арауко, 806, даже не делая попыток заглянуть туда. Откровенной слежки за собой он не замечал, но была ли она нужна в столь небольшом городке, где все друг друга знали, как в одной большой семье. Эта внутренняя напряженность и опасения отзовутся через несколько лет такими словами художника: «Чильян был для меня городом добровольного тюремного заключения».
Слухи о деятельности «пятой колонны» ползли по всей стране, и Чильян не остался в стороне. К югу от города простирались земли, плотно заселенные немцами, которые до начала войны не скрывали своих тесных связей с рейхом и предпочитали нацистские флаги со свастикой чилийским с одинокой белой звездой на синем фоне.
О вездесущих агентах Гитлера так много говорилось по радио и в газетах, что они мерещились повсюду. В начале августа 1941 года Чильян был взбудоражен слухами о прибытии в город подозрительных ящиков, скорее всего с оружием. Под прикрытием темноты их вывезли на грузовиках с фальшивыми номерами в некую таинственную асьенду, которую, по данным полиции, посещали люди, говорившие по-немецки. Видимо, в Чильяне и его окрестностях действовала законспирированная нацистская группа, которая готовилась к вооруженному выступлению.
Полиция провела обыски асьенды, административных и складских помещений Торгового дома «Империо». Оказалось, что владельцы груза ухитрились перевезти ящики в Чильян (на этот раз на повозках, запряженных быками) и укрыть их на складах фирмы. Когда ящики вскрыли, то обнаружили внутри скобяные изделия, предназначенные для продажи на ярмарке. Конфуз вышел немалый. Никто не потрудился задать вопрос — для чего потребовалось завозить «скобяные изделия» в асьенду, если ими собирались торговать в Чильяне. В «команде» Сикейроса решили, что в ящиках действительно было оружие и что полицейские, сочувствовавшие нацистам, не только предупредили их об опасности, но и дали возможность агентам «пятой колонны» перепрятать опасный груз.
* * *
«Немецкий вопрос» обсуждался в Национальном конгрессе, и чилийцы с напряженным интересом следили за ожесточенными дебатами парламентариев. Радикалы, социалисты и коммунисты стояли на четких антинацистских позициях. Партии консервативной ориентации выступали за нейтралитет в мировой войне, за «равноудаленность» как от стран «оси», так и союзников. В центре парламентских дискуссий фактически находилась проблема внешнеполитической ориентации: с кем? Какой союзник соответствует больше стратегическим интересам Чили? Не придется ли таскать каштаны из огня для стороны, которая, в конце концов, потерпит поражение?
Президенты Педро Агирре Серда, а потом и Антонио Риос воздерживались от каких-либо обещаний западным демократиям по поводу вступления Чили в войну. Дипломатические миссии и разведслужбы США и Англии пытались «исправить» этот «ошибочный курс». Союзники целенаправленно вели обработку общественного мнения в стране, не жалея для этого ни сил, ни средств. Все большее распространение приобретал тезис англо-американских пропагандистских служб о том, что немецкая и итальянская колонии в странах Южной Америки должны рассматриваться как «вражеские», и потому «изолироваться» путем применения превентивных финансово-экономических мер, а в случае необходимости — карательных. Чилийские власти, однако, идти на репрессии против выходцев из Германии, Италии и Японии не спешили.
Немецкие общины пытались противодействовать пропаганде союзников, переломить в свою пользу общественно-политический климат в стране. Такую попытку, в частности, предприняли власти городка Фрутильяр, которые направили письмо протеста против «клеветнических заявлений» одного из сенаторов о том, что собрания муниципалитета во Фрутильяре ведутся только на немецком языке. Это произошло на заседании парламента 19 августа 1941 года. Председательствующий сенатор Маса попытался занять умеренную позицию в отношении немецких обитателей юга Чили, с похвалой отозвался об их трудолюбии и вкладе в национальный прогресс. Но его прервал сенатор-коммунист Амадор Пайроа:
«Но они же все нацисты!»
«Нацисты встречаются не только там, но и в других районах страны, — парировал Маса. — Потомки немецких колонистов честно работают во имя общества. И это заметно у нас в Сенате, где столь видное место в прошлом занимали сенаторы Шурман, Корнер и другие, а сейчас — сенатор Хавербек…»
«Он тоже нацист», — воскликнул Пайроа.
Газету с репортажем об этой полемике прочли все члены «команды Сикейроса». Несмотря на внешне объективный тон репортажа, можно было сделать вывод о том, что в Сенате пытались защищать тайных пособников Гитлера:
