Указ об ответственности за качество не казался нам жестоким. В первые дни его опубликования большинство считало, что он направлен против тех, кто не радеет за порученное дело — против злостных бракоделов, не желающих выполнять свои обязанности. Но жизнь, как известно, всегда вносит свои коррективы.
Возникло сразу много новых осложнений. Производственники, боясь судебной ответственности, старались понизить качественные показатели, записываемые в стандарты. Потребители, и в особенности те, кто использовал изделия или полуфабрикаты других фабрик и заводов, настаивали на высоких требованиях.
Работники Комитета стандартов, стремясь поднять качественный уровень промышленной продукции, также заносили в стандарты высокие показатели. Обсуждение новых проектов стандартов превращалось в горячие споры между потребителями и производителями продукции, во время которых выявлялись многие дефекты не только в изделиях, но и в методах работы учреждений.
При обсуждении стандарта на ткани мы пригласили руководителей ряда текстильных предприятий.
— Почему наши ткани такие блеклые, при стирке линяют и быстро выгорают на солнце? — задал вопрос Зернов директору одной текстильной фабрики. — Ведь текстильная промышленность у нас одна из наиболее старых отраслей промышленности.
— Химики не дают нужных красителей, — ответил директор. — Но дело, конечно, не только в красителях, а и в других химикатах, которые мы не получаем. Чтобы повысить стойкость окраски ткани и сохранить яркость, необходимо после крашения закреплять ее в растворе четыреххлористого олова. Но где его взять? Нам его не дают. Вы что же думаете, мы не хотим одеть свой народ в добротные, красивые ткани? — Он заметно волновался. — Мы знаем, что надо сделать, чтобы ткани не выцветали и не выгорали, здесь секрета нет… Я на что уже пошел, чтобы олово достать — школьников поднял, консервные банки предложил им собирать. Соорудили специальную ванну для электролиза и стали снимать олово с консервных банок. Мы у себя на фабрике сами стали четыреххлористое олово изготовлять. А что из этого получилось? Узнали об этом — и бах! нам дополнительную программу по производству этого самого олова установили. Ну, хорошо, программа программой, мы не против порядка, программа, так сказать, дисциплинирует производство, но нам из Госплана прислали указание все олово отгрузить по присланным разнарядкам. Как я могу поднять качество, если то, что мне необходимо, я не получаю, и даже то, что сам организую для повышения этого самого качества, так и это у меня отбирают?!
— Вот вы нас здесь стыдите, — вступил в разговор другой директор, — но скажите мне, а что мы еще не сделали, что могли и должны были сделать, чтобы выпускать ткани только отличного качества? Что еще мы не сделали то ли из-за нашей нерадивости, то ли из-за нашей тупости, то ли по злому умыслу?
Все это были вопросы конкретные, и на них необходимо было давать такие же конкретные ответы. Мы не могли ничего им обещать, а одни требования без удовлетворения запросов не содействовали подъему качественных показателей.
В Комитете стандартов мы нередко принимали промежуточные решения: разрешали до установленного срока сдавать продукцию с отступлениями от стандарта и обязывали наркоматы произвести к этому сроку необходимые работы на заводах с таким расчетом, чтобы требования стандарта были выполнены.
Мне пришлось в те времена заняться разбором одной просьбы. Директор Ижорского завода мог отпустить для ремонта паровозов трубы, а директор Коломенского завода соглашался их использовать. Но толщина труб была выше, чем этого требовал стандарт. Формально завод не мог эту продукцию отправить в Коломну — отдел технического контроля протестовал, боясь ответственности.
И вот заместители наркомов двух наркоматов, в состав которых входили заводы, явились в комитет.
— Разрешите нам отправить трубы, а нам принять их, — стали в один голос просить оба. — Мы понимаем, что размеры этих труб отступают от требований стандарта так же, как и старый паровоз не соответствует требованиям нового, но ведь его мы ремонтируем и используем.
А что Ижорскому заводу делать с этими трубами? Вновь их переплавлять?
Конечно, разум говорит о том, что эти трубы надо использовать. Но на Комитет стандартов все время сыпались упреки — мы, мол, очень либерально подходим к бракоделам. В это время ко мне в кабинет вошел Зернов, и мы приняли правильное решение — дали согласие на использование этих труб, хотя некоторые работники комитета считали это неверным.
Меня это чрезвычайно тревожило. Страх — не стимул для подъема качества. Не лучше ли решать проблемы путем заинтересованности, поощрения за выпуск высококачественных изделий?
Используя метод убеждения, печать усилила пропаганду, привлекая внимание общественности к необходимости поднимать качество промышленных изделий. Но этого было недостаточно.
Нам в Комитете стандартов хорошо видна была работа промышленности, ее слабые места. Мы скоро узнали, что в лесной промышленности отсутствие оборудованных складов и сушилок вело к тому, что потребителям отправлялся лес с высокой влажностью. При обсуждении стандартов на лес и изделия из древесины потребители неизменно ставили вопросы о необходимости понизить в древесине содержание влаги.
Однажды я присутствовал на совещании в Госплане по топливу, и работник Госплана убеждал представителя из Эстонии в том, что у них огромный запас дров, а тот отвечал ему, что это не дрова, а заготовка для дров. Дровами это станет только тогда, когда просохнут, а для естественной сушки нужно длительное время. Тут я вспомнил, как хранится лес в Швейцарии, через которую я проезжал в 1932 году. Там пиленый лес, аккуратно уложенный штабелями, в которых доска от доски отделялась деревянными прокладками, весь находился под навесом.
Вспомнил я, и как относятся в Германии к бумажным отходам, как там собирают каждый клочок бумаги, каждую пустую папиросную коробку. Когда я жил в Эссене, я каждое воскресенье встречал в привокзальном скверике старичка. У него за плечами был рюкзак, а в руках палка с острым наконечником. Он подбирал, протыкая им, папиросные коробки, бумажки от конфет, куски газет и все прочие бумажные отходы и складывал в рюкзак. Вначале я думал, что он следит за чистотой сквера, убирая мусор, но оказалось, что это не так.
— Сегодня не так много собрал, — сказал он, обращаясь ко мне. — Видно, мало народу было.
— Вам же легче, меньше убирать пришлось.
— Я не сквер убираю, а собираю бумагу и сдаю ее на фабрику. Мне платят за каждый доставленный килограмм. — Потом, как бы поясняя, добавил: — Надо ведь чем-нибудь жить.
