Он взял с собой книгу в прачечную, чтобы скоротать время, пока стирается белье, и надо ли говорить, что она изменила его жизнь. «На основе собственного жизненного опыта я и сам уже начинал формулировать кое-что близкое к идеям Рэнд», — сказал он. Вот снова концепции Рэнд витают в воздухе, и читатели куплены еще до того, как возьмутся за ее книги и погрузятся в волнующие приключения Дэгни, Джона, Хэнка и всей остальной компании. Передо мной был человек, который не любил быть привязанным к одному месту, за десятилетия он сменил множество занятий: учитель в колледже, архитектор, проектировщик, а также предприниматель и ценитель барбекю. И вот он, достигнув зрелого возраста, подумал: «Боже, это ведь то же самое, к чему пришел я сам», то же самое понимание «первостепенной значимости личности». «Источник» вызвал в нем живейший отклик, какой неизменно вызывает у архитекторов. «Все хотят быть Говардами Рорками, никто не хочет стать Питером Китингом», — сказал он.
И философские изыскания героя показались ему весьма привлекательными, как и всем архитекторам. После чего он принялся поглощать Рэнд, вгрызаясь в «метафизическую материю», словно в окорок. «Бытие определяет сознание. Вам это известно?» — спросил он меня. Эта самая тема бытия, определяющего сознание, оказалась решающей, и он осознал всю важность верований Рэнд. Питер изучал философию, поэтому был знаком с этим классическим постулатом. Рэнд, сказал он, «докапывается до сути вещей. Что именно мы знаем, и откуда мы это знаем?» И она пришла к выводу, сказал Питер, цитируя Рэнд, что «бытие существует — бытие бытует». Она действительно много раз об этом говорила. Для человека постороннего это может прозвучать тавтологией, и Альберт Эллис потешался над этой фразой, но по какой-то причине именно этот броский лозунг всерьез поражает несгибаемых объективистов.
«Индивидуальному сознанию здесь не нужны доказательства», — заметил Питер. Опираясь на этот краеугольный камень, перед ним выстроилась «философия, говорившая, что невозможно иметь пирог и втоже время съесть его», а именно так он охарактеризовал философию тех, кто «верит, что можно кормиться из общего корыта».
Мы заговорили о протестах в Египте, в результате которых был смещен Хосни Мубарак. Некоторые из протестующих больше всего возмущались разницей в уровне доходов, заметной в Египте повсеместно, и я спросил Питера, как бы Рэнд, по его мнению, отреагировала на происходящее. «Наверное, тут есть ирония, но она сказала бы словами Иисуса Христа, что бедняки всегда будут среди вас. Помните эту знаменитую цитату? — спросил он. — Аяне христианин».
«Насколько я понимаю, существует общее мнение, что есть некий пирог, который необходимо разделить, — сказал он, — поэтому когда люди говорят о разнице в доходах, мне хочется спросить: „А какого черта вы ждали? Чтобы все были богатыми?“ Рэнд сосредоточилась бы на том, что существует, на бытии как таковом. И суть в том, что некоторые люди попросту будут бедными». Подобные высказывания я не раз выслушивал в Индии, где чудовищная бедность порождает у людей душевную черствость — настолько обыденную, что на нищенок в лохмотьях, которые показывают останавливающимся на светофоре водителям своих умирающих от истощения младенцев, никто не обращает внимания.
Питер заметил, что в относительно свободных рыночных экономиках, например, в Гонконге, известны случаи, когда молодые люди упорно трудятся и проходят путь от официантов до клерков, а затем «могут даже сами стать владельцами отелей». Все упирается только в удачное стечение обстоятельств и личную инициативу. На другой чаше весов в этом споре, как он сам сформулировал, лежит точка зрения, что «высшее предназначение человека — в том, чтобы отдать жизнь за другого, не важно, как много он делает или не делает для себя сам». И это, сказал он, «есть то зло, в котором я обвинял Стива Коэна».
Разговор внезапно снова вернулся к этому нехорошему человеку, который засел у Питера костью в горле. Коэн «знает историю, и лично я поэтому не понимаю, как человек достаточно развитый позволяет себе беззастенчиво высказывать идею, так подкупающую простой народ, будто люди могут получить что-то даром, только потому, что они черные, принадлежат к женскому полу, гомосексуалисты, гетеросексуалы или кто-то там еще. Этот человек грешит против основ логики, против истории, а те, кто ему верит, грешат против остальных избирателей, пропагандируя такую политическую идеологию».
Я потом пересмотрел все возможные материалы, выискивая высказывания Коэна, которые можно было бы счесть призывами к сверхъестественному самопожертвованию или к возвышению одной группы населения над другой, но ничего не нашел. Впрочем, это не имеет значения, потому что антиэмпирический подход необходим для рэндианского типа мышления, без которого объективизм просто не смог бы существовать.
Питер обнаружил, что труды Рэнд помогли ему лучше понять то, что он пережил, пока обитал в захолустье, среди преимущественно черного населения Саванны, в штате Джорджия. Со временем он начал покупать недвижимость, чтобы перестраивать и развивать ее. «С этим у меня проблем не было, — сказал он о своей жизни среди расовых меньшинств. — Я особенно не обращал внимания, но, если честно, я, к сожалению, не мог не заметить, и вам стоит это проанализировать, что подавляющее большинство черных считает себя жертвами. Отцы в семьях присутствуют крайне редко, если вообще присутствуют. Дети предоставлены сами себе, с женщинами обращаются отвратительно, кругом пьют, употребляют наркотики», но при этом «благодаря пособиям они получают вдоволь денег на сигареты, алкоголь, лотерейные билеты и криминальную деятельность». Он пытался понять, как так получилось. И пришел к выводу, что «жертвами их выставляют люди вроде Стива Коэна, которые говорят: „О, ты поступаешь очень плохо, но ты слишком тупой, поэтому пороть тебя нет смысла. Уж лучше мы будем о тебе заботиться“».
Когда появилось «Движение чаепития», он понял, что оно как раз для него. Питер рассказывал: «По мере того, как „Чаепитие“ набирало силу, превращалось в „движение“, я увидел в нем не только выражение моего собственного недовольства популистской политикой правительства в духе шестидесятых годов, но еще и движение, к которому стоит присоединиться, чтобы высказать свое мнение». Он как раз только что переехал на родину, в Мемфис, и принялся искать интересных людей: группы поклонников Айн Рэнд, атеистические кружки, — и вот, нашел «Чаепитие». Он увидел в этом движении творческий потенциал, что его удивило. «Как, консерваторы тоже могут творить? Это придало мне сил», — сказал он.
