Однако после инаугурации 7 мая ситуация изменилась. Моментом истины, похоже, стал августовский кризис на Кавказе, в ходе которого президент Медведев проявил себя вполне «по-путински», сначала вступив в войну с Грузией, а затем признав независимость Абхазии и Южной Осетии. После этого говорить о приверженности нового президента к либеральным ценностям (но не методам) западного образца было уже крайне затруднительно. И хотя выдвигать новые либеральные инициативы во внутренней политике Медведев продолжил, между его словами и реальными действиями властей стали обнаруживаться явные противоречия{306}.
К концу первого (календарного) года президентства Дмитрия Медведева выяснилось, что не оправдались надежды ни тех, кто ожидал от нового лидера безусловного подтверждения прежнего курса, ни тех, кто надеялся на кардинальные изменения внутренней и внешней политики.
Ближе к концу 2008 г. обнаружилось, что новый президент вполне допускает и парламентские дискуссии. Точнее, думцы позволяют себе не соглашаться с законопроектами президента – в то время как указания Путина всегда воспринимались единороссами как руководство к действию (даже когда он еще не был лидером партии). Именно так вышло, скажем, с президентским пакетом документов о борьбе с коррупцией, в который депутаты внесли около 200 поправок, в том числе и весьма принципиальных.
Правда, часть своих предложений Медведеву все же удалось отстоять. Депутаты поначалу собирались отложить на год вступление в силу целого ряда ключевых антикоррупционных норм, но после консультаций с администрацией президента согласились ограничиться лишь одной отсрочкой: заполнять декларации о доходах на членов семьи чиновники должны были начать лишь с 2010 г., что давало достаточно времени для переписывания сомнительной собственности на более дальних родственников{307}.
Так постепенно складывалась основная внутриполитическая концепция медведевского президентства. Журнал «Коммерсантъ Власть» назвал ее «либерализмом для своих». Наиболее ярко она проявилась на примере изменений в партийной системе. Президент Медведев продолжил курс, определенный еще при президенте Путине, но с некоторыми модификациями. К концу 2008 г. практически завершилось формирование малопартийной системы: из 15 зарегистрированных на начало 2008 г. партий к декабрю осталось лишь 6. В 2009 г. к ним присоединилось «Правое дело». Минюст успешно отбил все попытки новых организаций вклиниться в число избранных. Наибольшую активность в этом вопросе проявлял Михаил Касьянов, но зарегистрировать свою партию бывшему премьеру не удалось.
При этом оставшимся партиям были обещаны и потом реализованы заметные преференции{308}. В частности, с подачи президента к парламентским выборам 2011 г. был принят закон, снижающий проходной барьер на выборах в ГД с 7 до 5% голосов избирателей. Постепенно Дмитрия Медведева приняли все значимые политические силы. Даже коммунисты нашли для Медведева пару добрых слов. В этом дружном хоре заметно выделился секретарь Президиума генсовета «Единой России» Вячеслав Володин, который особо подчеркнул, что «преемственность Путин – Медведев, Медведев – Путин – это очень важно для страны». Тем самым Вячеслав Володин первым из высокопоставленных официальных лиц откровенно заявил, что следующим президентом России планируется Владимир Путин{309}.
Тандемократия в России прижилась. И оба руководителя постепенно приспособились к работе в таких условиях. В отличие от первых 100 дней президентства Медведева, когда премьер позволял себе вторгаться в компетенцию президента, в дальнейшем участники властного тандема соблюдали статусные условности почти неукоснительно.
Распределение полномочий между ними не нарушало их конституционного статуса: Медведев чаще занимался стратегическими вопросами, Путин – тактическими проблемами. То есть пока президент, скажем, объявляет в своем послании парламенту о новых политических реформах и призывает Запад создать новую архитектуру европейской безопасности, премьер лично изучает обстановку в российских регионах, спасает от краха банковскую систему и принимает решения о господдержке отдельных отраслей отечественной промышленности.
При этом оба лидера свыклись со своим новым статусом: у них уже не вызывало дискомфорта то обстоятельство, что именно Дмитрий Медведев, по крайней мере публично, давал указания своему бывшему начальнику Владимиру Путину, а тот затем отчитывался об их исполнении. И даже в общении с подчиненными премьер уже не позволял себе прежних вольностей, свойственных скорее главе государства. Во всяком случае, после знаменитой июльской фразы о необходимости «послать доктора» к заболевшему главе «Мечела», которая обрушила российский фондовый рынок, Путин ничего столь же судьбоносного больше не произносил{310}.
Да и кадровую политику Медведев проводил все решительнее. Отставок стало еще больше, причем не только среди губернаторов, но и в силовых структурах. Ушли, казалось, неприкасаемые.
Так, начальник ГУВД Москвы Владимир Пронин, давний соратник мэра Юрия Лужкова, благополучно переживший «Норд-Ост», взрывы в столичном метро и другие громкие теракты в Москве, был отправлен в отставку на следующий день после того, как глава одного из районных ОВД столицы расстрелял в супермаркете девять человек.
При этом становилось все заметнее, что в главе государства, по сути, уживаются два очень разных политика.
С одной стороны, по его инициативе были приняты законы об усилении борьбы с коррупцией, снижении административного давления на бизнес и смягчении ряда норм партийного и избирательного законодательства, что позволило многим комментаторам заговорить о либерализации внутриполитического курса. С другой стороны, поправки в Конституцию, увеличивающие срок полномочий главы государства, и позиция Медведева в конфликте с Грузией мало сочетались с образом «настоящего западника», зато вполне соответствовали путинским принципам суверенной демократии. Да и знаковое, по крайней мере для мировой общественности, дело ЮКОСа пошло на второй круг именно под занавес первого года медведевского президентства.
Впрочем, эта двойственность, прямо вытекающая из особенностей тандемократии, как раз и позволяет лучше понять действия президента. Ведь если оценивать их не с нуля, а отталкиваясь от свершений предшественника, то нельзя не заметить, что «либерализм» Медведева с частичным раскручиванием гаек стал возможен лишь потому, что Путин ранее закрутил эти гайки почти до упора. При этом Медведев в своих реформах никогда не покушался на основы властной вертикали, для укрепления которой Путиным и вводились когда-то новые ужесточающие нормы{311}.
