Высоцкий искренне признавался: «Тот, кто вдохнул воздух павильонов и услышал когда-нибудь команду «Мотор!» — тот отравлен кинематографом навек. Я отравлен — и это прекрасно».
Самолетом до Красноярска, оттуда — поездом до станции Мана. А там уже рукой подать — Выезжий Лог. Настоящий медвежий угол, берлога. Туда-то и прибыла киноэкспедиция Владимира Назарова на съемки картины «Хозяин тайги».
«Есть у нас раскладушка, стол и бардак, устроенный Золотухиным. — сообщал Владимир другу Вене Смехову в далекую, ставшую призрачной уже столицу. — Как истинный деревенский житель, он живет и в ус не дует и поплевывает на грязь, неудобства, навоз и свинцовые мерзости деревенской жизни. А я умираю...»
А через год с небольшим, сидя за накрахмаленной скатертью, уставленной хрустальными фужерами и мельхиоровыми приборами, в роскошном московском ресторане «Узбекистан», они с первобытной тоской вспоминали свое выезжелогское житье. Как же хорошо там было! Банька, изба, стол, на нем — самогоночка, нарезанное сало, лук, чесночок, хлеб. В подполе — молоко. В кастрюле — холодные остатки поросенка... И кудахтанье кур во дворе, напоминал Золотухин...
Хотя насчет «свинцовых мерзостей» Высоцкий не преувеличивал. Местный неторопливый уклад расхолаживал, таежный воздух нагонял сон. Валерий Золотухин фиксировал в своем вечном дневничке: «Высоцкий так определил наш бросок с «Хозяином»: «Пропало лето. Пропал отпуск. Пропало настроение...» И все из-за того, что не складываются наши творческие надежды. Снимается медленно, красивенько... На площадке постоянно плохое халтурное настроение весь месяц, и ругань Высоцкого с режиссером и оператором Случалось, что Назаров не ездил на съемки сцен с Высоцким, что бесило Высоцкого невообразимо...»
Не ездишь — и не надо. На репетициях перед съемками Высоцкий брал режиссерские обязанности на себя. Ставил сцену подавления наклевывавшегося бунта на сплаве:
— Мне драка нужна. Понял? Он — моя правая рука — Варлашкин. Никто за него не заступится. Я два года вас всех в кулаке держу, — ему приходилось орать. — Вы со мной связаны. Пока вам милиционер не помог. Понял, нет?.. Это не должно быть простой дракой. Это — издевка. Он сильнее тебя физически, а ты его спокойно раза два ногой в воду столкни и почти ласково: «Успокоился?.. Все, теперь иди, работай...
Он говорил: «Мне было интересно работать над ролью Рябого.. Человек он сложный и неоднозначный... Главное же, на мой взгляд, в противоречивости его характера. Личность, несомненно, сильная, привлекательная. Рябой способен на большое чувство... В общем, мне хотелось сыграть незаурядного человека, попытаться на примере Рябого показать, что мера отношения к окружающим людям есть одновременно мера отношения к себе самому...»
В августе, в разгар съемок, прикатил Станислав Говорухин. Просто в гости к другу, на охоту за тридевять земель. «Глубокой ночью вхожу в село, — рассказывал он. — Бужу всех собак, с трудом нахожу нужный мне дом. Стучу... Открыл мне Валерий Золотухин... В доме темно — ни керосиновой лампы, ни свечки, электричество отключили в одиннадцать часов вечера. Мы обнялись в темноте. Володя сказал... Что может сказать разбуженный среди ночи человек, которому в шесть утра вставать на работу?
— Какую я песню написал! — сказал тогда Володя. Я еще рюкзака не снял, а они с Золотухиным уже сели рядышком на лавку и запели на два голоса «Баньку»:
Протопи ты мне баньку, хозяюшка, —
Раскалю я себя, распалю.
На полоке,у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю...
«И сразу наладил наш быт, — обрадовался появлению Говорухина Золотухин. — В доме появилось завсегда молоко, мед, поросенок, гусь, курица, банька по-белому и по-черному... Забрал Высоцкого на пару дней».
Говорухин решил познакомить Владимира с большой наукой. «В Новосибирске физики показывали нам настоящий ускоритель, — вспоминал он. — Объяснял, что к чему, молодой бородатый ученый. Вскоре я отвлекся от объяснений, так как перестал что-либо понимать... Смотрю, Володя кивает, поддакивает. Ну, думаю, играет, а на самом деле ничего не понимает, как и я. Вдруг он стал задавать вопросы бородатому физику. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Словно мячики кидают друг другу. Вскоре я понял, что мой друг свободно разбирается в предмете разговора. А ведь он был чистым гуманитарием...»
Но вернулся из Новосибирска Высоцкий, и сразу тоска в деревеньке улетучилась. Золотухин ликовал: привез подарки от художников, бутылку армянского коньяку и наброски новых песен. «По ночам Владимир работает, пишет. Иногда что-то проверяет гитарой. Лампа электрическая, в миллион свечей — другой нет...»
«Я люблю, когда мои песни, которые я пишу специально для фильмов, звучат на титрах, или в конце картины, или на каких-нибудь видах, чтобы действие, то, что происходит на экране, не отвлекало вас от содержания песни, — рассказывал Владимир. — Потому я всегда пишу песни, чтобы они могли жить самостоятельно, не только на сцене или на экране...»
Одна из песен стала чем-то вроде современной серенады:
Дом хрустальный на горе для нее,
Там, как пес бы, так и рос в цепи.
Посмотри, как я любуюсь тобой,
Как Мадонной Рафаэлевой...
А для серенады, естественно, нужен объект внимания и воздыханий — как же без него? Вернее, без нее. На роль искусительницы Нюрки была приглашена Лионелла Пырьева. На пробах в Москве она артачилась: «После фильма «Братья Карамазовы» мне... предложили роль современной героини в «Хозяине тайги»! Сначала я была возмущена. Высоцкий меня по-дружески высмеял. В фильме подобрался неплохой коллектив...»
Разве можно было вчерашней Грушеньке устоять на красноярском пленэре под мощным напором «бывшего лучшего, но опального стрелка»? Тем более, сценарий предполагал романтические отношения и глубокие чувства. Хотя человек воспитанный и деликатный, Высоцкий о делах сердечных, происходивших в таежном краю, умалчивал и в целях конспирации уныло писал Смехову в белокаменную: «Эх! — думаю я. — Нет среди нас Веньки и баб. А жаль!..»
Наблюдательные аборигены поселка Выезжий Лог судачили: «Они жили вместе и, не скрывая чувств, обнимались и целовались у всех на виду». А дед по фамилии Басистный «по секрету» рассказывал, что актриса, поссорившись с Высоцким, даже пыталась травиться, и за ней из Красноярска якобы прилетал вертолет. Спасли.
Даже в «медвежьем углу» Высоцкий не забывал о своем обещании, данном одесскому режиссеру Георгию Юнгвальду-Хилькевичу: по возможности сочинить песни для будущих «Опасных гастролей». И теребил, не давал покоя другу: «Дорогой мой Юра! Это оказалось довольно трудно, чтобы и стилизация, и современность, и юмор, и лесть, и шик, и элегантность, и одесское чванство. Насколько удалось — увидим. Нужна музыка. Пусть композитор начинает, а потом мы вместе. Как там сценарий? Пиши, Юра, получше! Не слушай советчиков, подавляй автора интеллектом, а при отсутствии такового — угрожай всеми возможными средствами... Например, припугни, что возьмешь править сценарий Муратову или главного героя тоже сделаешь грузином..»
