В конце января мы предприняли попытку овладеть городом Эльбингом. Однако это не удалось. Противник, стремясь сохранить сообщение с Восточной Пруссией, упорно оборонял город. Его гарнизон, состоявший из остатков разбитых в недавних боях 43 различных частей и соединений, насчитывал 10 тысяч человек. Кроме того, здесь имелось еще до 4000 фольксштурмовцев.
Тогда к наступлению на город было решено привлечь больше сил. К исходу 2 февраля гарнизон Эльбинга фактически оказался в окружении.
Начались ожесточенные бои за город. Утром 7 февраля в Эльбинг были посланы пленные немецкие солдаты для передачи начальнику гарнизона нашего требования о немедленной сдаче. Мощные громкоговорящие установки передавали текст ультиматума на немецком языке. В город мы забросили большое количество листовок.
Срок ультиматума истек в 12 часов, но ответа мы так и не получили. Оставалось одно — начать решительный штурм.
И вот штурмовые группы, число которых было увеличено, стали методически, последовательно овладевать опорными пунктами вражеской обороны. Особенно прочные из них блокировались, затем к ним подтягивали артиллерию крупных калибров и огнем прямой наводки разрушали сооружения.
В боях за Эльбинг широко использовались бутылки с зажигательной жидкостью. Для прикрытия действий штурмовых групп, а также выдвижения танков и артиллерии ставились дымовые завесы.
Для имитации пожаров в домах, мешающих продвижению, применялись дымовые гранаты. Их забрасывали обычно в нижние этажи. Дым распространялся по всему дому, и у противника создавалось впечатление, что начался пожар.
Под прикрытием дымовой завесы был захвачен, например, костел, в котором засели гитлеровские автоматчики и пулеметчики. Их, как тараканов, выкурили оттуда десять наших химиков во главе с младшим лейтенантом Мушевым.
Вначале химики бросали дымовые гранаты, а под их прикрытием поджигали дымовые шашки. Противник был ослеплен и, боясь окружения, оставил костел.
Уверенно действовал в уличных боях молодой командир батальона Алексей Сидоров. Ему было всего 23 года, но он уже зарекомендовал себя способным организатором боя. Сидоров начал воевать еще под Москвой, потом сражался под Медынью, Юхновом, Жиздрой. Мне стало известно его имя вовремя боев под Ленинградом. Сидорова часто ставили в пример на разных совещаниях, о нем писали в нашей армейской газете «Отважный воин». Действия его батальона в Эстонии были обобщены и рекомендованы для распространения. И вот теперь в Эльбинге молодой офицер снова хорошо показал себя. Его батальон одним из первых ворвался в город. Умело применяя маневр, Сидоров настойчиво пробивался к Эльбингской судоверфи и захватил ее, уничтожив при этом значительную группу противника.
Бои за Эльбинг, продолжавшиеся в общей сложности целую неделю, закончились полным разгромом вражеского гарнизона. В ночь с 9 на 10 февраля город был взят. В результате этого положение полуокруженной восточно-прусской группировки немецко-фашистских войск еще более ухудшилось. Для отхода на запад у нее оставалась теперь только узкая коса Фриш-Нерунг.
Пока часть сил армии вела бои за Эльбинг, остальные войска держали оборону на фронте до 120 километров. Им приходилось сдерживать отчаянный натиск гитлеровцев, пытавшихся пробиться к Эльбингу из Восточной Пруссии и из-под Данцига. Южнее Эльбинга части противника упорно пробивались за Вислу.
В первых числах февраля через полосу обороны соседней с нами 48-й армии стали прорываться на запад части нескольких пехотных дивизий. Теперь генерал Н. И. Гусев позвонил мне и предупредил об опасности.
— Спасибо, Николай Иванович, — ответил я. — Постараемся встретить их как следует.
Мы успели подготовиться и нанесли противнику удар во фланг. В бой вступили стрелковые соединения корпуса генерала Фетисова и танкисты генерала Фирсовича. Только за одну ночь было взято около 20 тысяч пленных.
Пленен был весь 391-й пехотный полк. Но командира полка и штаб сразу захватить не удалось. Они были взяты только на другой день. Я приказал привести ко мне командира полка полковника Ганса Клаузена.
В тот день у меня были писатели Илья Эренбург и Михаил Брагин. Они пожелали присутствовать на допросе.
Вначале Ганс Клаузен держался самоуверенно.
— Это только случайность, что вам удалось захватить меня в плен, — гордо заявил он. — Мой полк еще боеспособен и прорвется к Эльбингу. Мои солдаты геройски сражаются…
Такое нахальное заявление меня рассердило. Хлопнув ладонью по столу, я довольно невежливо сказал:
— Вы лжете, полковник!
Клаузен встал, вытянулся.
— Ваш полк еще вчера сдался, — продолжал я, — Где это вы болтаетесь, полковник? Почему бросили солдат? Шкуру свою захотелось спасти?
Эренбург молча улыбался, покусывая мундштук. трубки. Брагин что-то записывал в свеем блокноте.
Самоуверенность слетела с Ганса Клаузена. Он побледнел и как-то сразу ссутулился.
— Прикажите, чтобы построили триста девяносто второй немецкий пехотный полк, включая артиллерию и обозы, — сказал я начальнику разведки. — А вы, господин полковник, лично поведете своих людей в тыловой лагерь.
Клаузен побледнел, энергично затряс головой.
— Нет, господин генерал, не могу… Я офицер германской армии, забормотал он.
Но я не отменил решения, и пленный немецкий полковник, низко опустив голову, нетвердыми шагами вышел из кабинета.
Впоследствии об этом эпизоде рассказал Михаил Брагин в книге «От Москвы до Берлина», вышедшей в 1948 году.
Полковник Клаузен, конечно, лицемерил, когда говорил о высокой боеспособности своего полка. Моральный дух немецко-фашистских войск, попавших в полуокружение в Восточной Пруссии, сильно пошатнулся. Гитлеровские солдаты начали понимать, что фашистская Германия безнадежно проиграла войну и для них в создавшейся обстановке самое лучшее — сдаться в плен. И они сдавались в одиночку и группами. Порой доходило до смешного.
Командир отделения 588-го стрелкового полка 142-й дивизии сержант Платонов, возвращаясь в роту с КП батальона, заблудился и попал в засаду. Около тридцати гитлеровцев окружили сержанта, схватили его и обезоружили.
Платонов не растерялся. Мобилизовав свои скудные знания немецкого языка, он стал доказывать:
— Все равно ваше дело швах. Гитлер капут.
Гитлеровцы долго колебались, но сержант все же сумел их убедить. 27 солдат во главе с офицером объявили себя пленными Платонова и пошли за ним…
В январских и февральских боях наши войска захватили большие трофеи: многочисленную боевую технику, оружие, автомашины, склады с обмундированием и продовольствием. Но были трофеи и другого рода.