— Передайте всем в Филли привет от меня, — произнес я с безупречным выговором жителя Бронкса.
Выражения их лиц слегка подпитали мое усохшее эго.
Меня отвезли в тюрьму парижской préfecture de police, препоручив заботам préfet de police — лысого толстяка с жирно лоснившимися брылями и холодным, беспощадным взглядом. Тем не менее, при виде меня в его взгляде вспыхнуло изумление и отвращение, и он принялся поспешно исправлять мой облик. Полицейский отвел меня в душ, а когда я отскоблил вековые наслоения грязи, вызванный тюремный парикмахер сбрил мою бороду и остриг мою гриву. Затем меня проводили в камеру — на самом деле, тесную и обставленную весьма скудно, но, по сравнению с предыдущими апартаментами, казавшуюся просто роскошной.
В ней стояла узкая железная койка с продавленным матрасом и грубыми, но чистыми простынями, имелся крохотный умывальник и самый настоящий туалет. Был в ней и свет, выключавшийся снаружи.
— Читать можно только до девяти. Потом свет выключают, — сообщил тюремщик.
Читать мне было нечего.
— Послушайте, я болен, — сказал я. — Пожалуйста, можно мне показаться доктору?
— Я спрошу.
Час спустя он вернулся и принес поднос с миской водянистой похлебки, караваем хлеба и кружкой кофе.
— Доктора не будет. Искренне сожалею, — сказал он. Думаю, он действительно был искренен.
В похлёбке обнаружилось даже мясо, ставшее для меня истинным пиршеством. Правду говоря, даже эта скудная еда оказалась слишком тяжелой для моего желудка, отвыкшего от обильной пищи. Не прошло и часа, как меня стошнило всем, что я съел.
Я всё ещё и понятия не имел, что же меня ждёт. То ли привезли в Париж на повторный суд, то ли я должен отбывать остаток срока здесь, то ли меня передадут властям другой страны. А все мои вопросы наталкивались на стену молчания.
Однако остаться в Париже мне было не суждено. Наутро, после завтрака, состоявшего из кофе, хлеба и сыра, которые мне удалось удержать в себе, меня вывели из камеры, снова сковав, как дикого зверя. Пара жандармов усадили меня в фургон с окнами, приковали мои ноги цепью к болту в полу и повезли по дороге, которую я очень скоро узнал: меня везли в аэропорт Орли.
В аэропорту меня высадили и повели через здание к стойке SAS. Мое продвижение по залу привлекло всеобщее внимание, люди даже выбегали из кафе и баров, чтобы поглазеть, как я шаркаю мимо, звеня и лязгая цепями.
Одну кассиршу за стойкой SAS я узнал: она однажды обналичила мне липовый чек. Сумму я припомнить уже не мог. Если она меня и узнала, то даже бровью не повела. Ведь чек она приняла у крепкого мужчины весом в девяносто килограмм, загорелого и пышущего здоровьем. А болезненно-бледный узник в кандалах, сутулый, с ввалившимися глазами, продефилировавший перед ней сейчас, больше смахивал на скелет, чем на человека. Правду говоря, бросив на меня один-единственный взгляд, она тут же отвела глаза.
— Послушайте, вреда не будет, если вы мне объясните, в чём дело, — с мольбой обратился я к жандармам, вглядывавшимся в людей, которые двигались вдоль билетной стойки.
— Мы ждём шведскую полицию, — отрывисто бросил один. — А теперь заткнись. Больше с нами не заговаривай.
Вдруг перед ним предстала миниатюрная, стройная молодая женщина с длинными светло-русыми волосами и лучистыми голубыми глазами, одетая в элегантный синий костюм, сшитый на заказ, и плащ модного покроя. Под мышкой она держала тонкий портфель. За её спиной маячила более высокая валькирия помоложе, одетая точно так же и тоже державшая под мышкой атташе-кейс.
— Это и есть Фрэнк Абигнейл? — спросила меньшая у жандарма, стоявшего слева. Он заслонил меня, вытянув руку ладонью вперед и огрызнувшись:
— Не твоё дело! В любом случае, посетителей к нему не допускают. Если этот человек твой друг, поговорить с ним тебе не позволят.
Сверкнув синими глазами, она расправила плечи.
— Я поговорю с ним, офицер, а вы снимете с него эти цепи сию же секунду! — непререкаемым тоном осадила она его. Потом улыбнулась мне, окинув тёплым и ласковым взглядом.
— Вы ведь Фрэнк Абигнейл, не так ли? — спросила она на безупречном английском. — Можно звать вас просто Фрэнк?
10. «Внимание всем постам», — Фрэнк Абигнейл снова сбежал!
Оба жандарма оцепенели от изумления, как два гризли, на которых вдруг нагло напал бурундук. Да я и сам, разинув рот, вытаращился на очаровательную незнакомку, требовавшую, чтобы, меня освободили от кандалов, и настроенную забрать меня у мучителей.
Протянув изящную руку, она положила её мне на плечо.
— Я инспектор Ян Лундстрём из шведской национальной полиции, — произнесла она, затем указала на симпатичную девушку позади себя. — А это мой помощник инспектор Керстен Берглунд, и прибыли мы, чтобы сопроводить вас в Швецию, где, как вы наверняка понимаете, вас ждёт уголовный процесс.
Говоря, она извлекла из кармана кожаное портмоне и открыла его, чтобы продемонстрировать французским офицерам документы и золотую бляху.
Озадаченный жандарм поглядел на напарника. Второй продемонстрировал стопку бумаг.
— Это её заключённый, — развёл он руками. — Снимай цепи.
И меня избавили от кандалов. Толпа зааплодировала, подкрепляя овацию свистом и топотом ног. Инспектор Лундстрём отвела меня в сторонку.
— Хочу, чтобы вы очень чётко уяснили себе кое-что, Фрэнк. В Швеции мы обычно не прибегаем к наручникам и прочим средствам ограничения свободы. Сама я никогда ими не пользуюсь. И во время путешествия ваша свобода не будет ограничена никоим образом. Но наш самолёт делает посадку в Дании, и моей стране пришлось внести залог, чтобы обеспечить ваш транзит через Данию. В подобных случаях это обычная процедура.
В Дании мы пробудем на земле всего час, Фрэнк. Но я несу ответственность перед французским правительством, перед датским правительством и своим собственным правительством за то, что доставлю вас в Швецию и вы не сбежите. Так вот, могу вас уверить, что вы не найдёте между французскими и шведскими тюрьмами ничего общего. Мы считаем, что с нашими заключёнными обращаются гуманно.
Но позвольте предупредить вас, Фрэнк, я вооружена. И Керстен вооружена. Мы обе в совершенстве владеем оружием. Если попробуете сбежать, если совершите попытку бегства, нам придётся стрелять в вас. А если мы будем стрелять в вас, Фрэнк, мы вас убьём. Ясно?
Говорила она это спокойно и без напора, вроде того, как подсказывают дорогу незнакомцу — охотно, но без особого дружелюбия. И приоткрыла сумочку солидных размеров, висевшую у неё на плече. Среди прочих вещиц явно выделялся профиль полуавтоматического пистолета 45 калибра.
