Последовавший затем период оказался для меня крайне трудным. Каждый день утром я говорил себе, что сегодня со мной непременно свяжется кто-то, но, прежде чем это случилось, прошло без малого три недели, и, когда со мной на связь вышел знакомый мне англичанин, я оказался застигнутым врасплох. Увлекшись бадминтоном, я начинал игру на арендуемом мною корте в немыслимое, казалось бы, время — в семь утра. А моей партнершей была студентка по имени Анна, я заезжал за ней на машине, и мы играли в течение часа. Англичанину явно было это известно — вероятно, от кого-то из датской службы наблюдения, видевшего мою машину, припаркованную неподалеку от спортивного клуба. Однажды утром, в самый разгар нашей с Анной игры, неожиданно появился какой-то человек, и не в спортивном, как принято здесь, а в деловом костюме, поверх которого было надето пальто.
Если не считать нескольких скамеек, в зале старинного типа, построенном еще в тридцатых годах, отсутствовали места для зрителей, и поэтому каждый появлявшийся у корта невольно привлекал к себе внимание. Мне сразу стало ясно, что незнакомец желает поговорить со мной.
Приглядевшись, я узнал Дика — одного из видных в Копенгагене дипломатов. Чуть старше тридцати, высокий, с типично английской внешностью. Появляясь на приемах или каких-либо общественных мероприятиях, он неизменно сразу же приковывал к себе внимание всех присутствующих. Не обладая громким голосом, мгновенно завоевывал всеобщее внимание. И хотя порой мне казалось, что ему следовало бы вести себя чуточку скромнее, я не мог не признать, что он наделен удивительнейшим даром поднимать настроение буквально у всех своих собеседников. При общении с ним создавалось впечатление, что он беззаветно любит свою работу, знаком со всеми без исключения и постоянно в курсе всего происходящего. И еще одна любопытная деталь, характерная для него. Он появлялся на дипломатических приемах, независимо от того, приглашен он или нет: если ему не удавалось позаимствовать приглашение у кого-то из коллег, он спокойненько являлся и без него. В те времена, когда отсутствовал международный терроризм, было довольно трудно проверить, приглашали его на прием или нет, главное, что все были рады его появлению.
Я же, увидев его в тот ранний час, был раздосадован: спортивная площадка в моем представлении была не лучшим местом для деловых встреч, и, кроме того, было невежливо с моей стороны прервать на время игру. Извинившись перед Анной, я предложил ей немного отдохнуть, а сам направился к Дику, чтобы спросить о цели его визита. Он без обиняков заявил, что хотел бы встретиться со мной в каком-нибудь укромном местечке, где можно спокойно поговорить. Я согласился, и через три дня мы вместе пообедали.
Дик, как я был уверен, должен был сообщить мне что-то очень важное. Однако в отличие от своей обычной открытой манеры общения, на сей раз он говорил со мной неторопливо, тщательно взвешивая слова и соблюдая предельную осторожность.
Многие советские граждане, зная, что человек, приглашающий с ним отобедать, — сотрудник разведслужбы, ни за что не приняли бы приглашения, и, как признался мне Дик несколько позже, он не был уверен, что я приду. Но я твердо решил встретиться с ним и укрепить наши отношения, так сказать, на законном основании, с ведома своего начальства. Закончив игру, я привел себя в порядок и отправился в посольство, к Данилову.
— Как мне поступить? — спросил я. — Один парень из английского посольства пригласил меня на обед. Должен ли я принимать приглашение?
Данилов связался с Якушкиным, и тот, человек широких взглядов, тотчас же ответил: «Конечно! Ваша прямая обязанность — занимать активную, наступательную позицию, а не сторониться сотрудника иностранной разведслужбы. Почему бы вам и не встретиться с ним? Но при этом проявите напористость! Англия — одна из тех стран, которые представляют для нас особый интерес».
Итак, я получил официальное разрешение на встречу. Моя уловка, несомненно, удалась, но, поскольку я повернул дело таким вот образом, я понимал, что после встречи должен буду написать отчет. Ничего, подумал я, с этим-то уж я сумею справиться!
Наш разговор с Диком происходил в иносказательной форме, что позволяло нам без особого риска для обеих сторон осторожно прощупывать друг друга. Дик был не столь оживлен, как обычно, и вообще был более сдержан, чем на посольских приемах. Он немало меня удивил, когда неожиданно упомянул об огромной численности сотрудников КГБ, работающих под крышей советских посольств, и выразил недоумение по этому поводу. Я уклончиво отвечал на его вопросы, и он тут же незаметно переключился на другую тему и, несмотря на определенные неудобства, проистекавшие от моего плохого английского, заговорил на интересные для меня темы, включая религию, философию и музыку. К концу обеда он спросил, намерен ли я сообщить начальству о встрече с ним, на что я ответил:
— Скорее всего, да, но сделаю я это исключительно для проформы и в самых общих словах.
Я дал ему понять, что хотел бы снова встретиться с ним. Однако, мы оба вели себя предельно осторожно и в результате расстались, так и не условившись о следующей встрече.
Мой отчет в Центр, как я и обещал Дику, носил самый общий характер. Я сознательно сделал его пространным, чтобы подчеркнуть бесспорную важность проявленной мною инициативы, но при этом не упомянул ничего такого, что могло бы вызвать у начальства настороженность.
Подводя итоги состоявшейся встречи, я отметил, что она, бесспорно, представляла некоторый интерес, но не более того. Позже мне рассказали, что Якушкин пришел в восторг от моего отчета.
После этого снова наступила пауза. К моему ужасу, в течение чуть ли не целого года никто не предпринимал попыток снова связаться со мной. И так продолжалось вплоть до 1 октября 1974 года, когда Дик опять появился у корта и предложил отобедать с ним, но на этот раз у него дома. Я сказал, что предпочел бы встретиться где-нибудь на стороне, и мы выбрали «Сковсховед-отель» — гостиницу в одном из северных пригородов Копенгагена. После приятного обеда, беседуя о самых невинных вещах, я решил, что пора брать инициативу в свои руки, и предложил в следующий раз встретиться в баре на верхнем этаже только что открывшегося по пути в аэропорт «Скандинавиан эйр системс отеля».
Когда мы встретились с Диком в очередной раз, прежней скованности в наших отношениях уже не было. Мы сидели в баре, потягивая виски за светской беседой, и вдруг он сказал:
— Мне тут не нравится.
— Почему?
— Нас могут здесь случайно заметить.
— Кто именно?
— Кто-нибудь из ваших сослуживцев.
