Трудные то были дни, но Никульшин аккуратно вел вахтенный журнал всего перехода.
13 июля многие из экипажа увидели берег. Все были уверены, что это Кавказское побережье, — такие же очертания, как у Батумского берега.
Никульшин один сел за весла с левого борта, а тройка гребцов, в том числе и Добржицкий, сели по правому борту, но их общие усилия не могли сравниться с энергией командира.
От берега отошла моторная лодка. Добржицкий, всматриваясь, радостно доложил Никульшину:
— Батумская рыбацкая фелюга!
Радость у всех была безмерная. Но когда моторная лодка стала подходить к ялу, увидели, что фелюга турецкая: на флагштоке развевался красный флаг с полумесяцем.
Ял взяли на буксир. С большим трудом сошли севастопольцы на берег, стали показывать на воду, просили пить. Рыбаки дали морякам воды вдоволь…
Следует признать, что турки доброжелательно относились к севастопольцам. Кроме группы Никульшина, в эти дни и ночи на различных плавсредствах, отходивших от Херсонесского мыса и Казачьей бухты, до турецкого берега дошли около ста севастопольцев. Добржицкий встретился там со своим другом А. И. Гришиным, который с товарищами дошел до турецкого берега на шлюпке. Ныне Алексей Иванович Гришин — заслуженный летчик-испытатель. Это о нем в «Комсомольской правде» от 22 ноября 1970 года было рассказано в очерке «Кто учит летать самолеты».
Через несколько дней в Инеболи прибыл военный атташе СССР в Турции капитан 2 ранга Михайлов и отправил всех севастопольцев на гидрографическом корабле «Черноморец» в Батуми.
После отдыха моряки вернулись на Черноморский флот, многие из них принимали участие в освобождении Севастополя. В. В. Никульшин представил всех своих товарищей к правительственным наградам.
Ночь с 30 июня на 1 июля была на исходе.
Близился рассвет. Тральщик «Взрыв» принял около 300 человек, среди них были медицинские сестры и несколько врачей.
Артиллерийский и минометный обстрел не прекращался. В 3 часа 30 минут 1 июля «Взрыв» лег курсом на фарватер № 3.
«Защитник» продолжал принимать, точнее — втаскивать на палубу подплывавших людей. Уже заполнен весь корабль — кубрики, ростры, шлюпки, палуба и машинные люки. «Защитник» последовал курсом за «Взрывом».
Весь день тральщики отбивались от атак вражеских самолетов. Трудно было вести огонь, везде теснились люди.
Ярмак и Воробьев рассказывали, что многие из принятых на корабль были только в трусах, пехотинцы-моряки — в тельняшках, некоторые сохранили бескозырки: в них прятали документы и ордена. Несмотря на сложность положения, в перерывах между налетами спасенные подшучивали друг над другом. И действительно, у многих вид был такой, что невольно вызывал горькую улыбку. Краснофлотцы, старшины и командиры тральщиков поделились всем, что имели из личного обмундирования. Многие из экипажа оставили себе только то, что на них было надето.
Камбуз и кипятильники во время перехода работали непрерывно. Все, кто был принят на борт, не помнили, когда пили чай с сахаром, ели горячую пищу.
Когда «Взрыв» и «Защитник» и сторожевые катера возвращались в Новороссийск, из базы в 13 часов 35 минут 2 июля вышел отряд сторожевых катеров — СКА-019, 029, 038, 039, 082, 0108. В отряд входило звено сторожевых катеров, прибывших из Азовской военной флотилии в ночь с 1 на 2 июля. Командиром звена был старший лейтенант В. П. Щербина.
В 1969 году я получил несколько писем от командира СКА-019 Н. А. Аскерова — о нем я уже рассказывал в начале книги.
В годы войны я несколько раз ходил на этом катере и в памяти моей сохранился образ смелого, скромного и молчаливого командира Насредина Аскерова. Экипаж на катере был хорошо подготовленный, сплоченный и жизнерадостный.
В своих письмах Н. А. Аскеров вспоминает добрым словом своих боевых товарищей. О помощнике старшем лейтенанте Юрии Львовиче Покарине пишет, что он никогда не горячился. Юмор не покидал его и в самой сложной обстановке. Механик старший лейтенант технической службы Павел Леуцкий любил технику, привил эту любовь и подчиненным. И техника не подводила его в самые критические моменты. С мотористом Павлом Пичугиным и сейчас встречается Аскеров в Баку: ныне Пичугин почетный моряк.
Командир носового орудия старшина 2-й статьи Иван Жупаненко всегда открывал огонь первым. Наводчик носового орудия Павел Хомченко обладал прекрасным зрением и слухом, раньше других обнаруживал самолеты.
Командиром кормового орудия был старшина 2-й статьи Синицын, наводчиком — Хомяков. Еще под Одессой в августе 1941 года их кормовое орудие открыло счет сбитым самолетам противника.
Сутками стоял на вахте командир отделения рулевых старшина Алтынников. Он был очень вынослив и понятлив: понимал командира с полуслова. А кок Василий Иванов, подносчик снарядов, был любимцем экипажа благодаря вкусной и разнообразной пище, которую он умел готовить в любых условиях. Ныне он шеф-повар первоклассного ресторана в Керчи.
С особой признательностью вспоминает Аскеров боцмана старшину 1-й статьи Тарасова.
В Новороссийске перед звеном СКА поставили задачу забрать с Херсонесского мыса и из района 35-й батареи бойцов и командиров, продолжавших оказывать сопротивление врагу.
Стали запасаться горючим. Цистерны на сторожевых катерах не могли вместить горючее и на обратный путь, пришлось заполнить различные емкости: бочки, канистры, банки. Часть бочек находилась на верхней палубе.
«Нас, командиров СКА, — вспоминает Аскеров, — тревожила опасность пожара, который мог возникнуть на катере при обстреле вражеских самолетов».
Командиром отряда назначили старшего лейтенанта В. П. Щербину, а заместителем его — командира СКР-019 старшего лейтенанта Н. Аскерова.
В. П. Щербина и батальонный комиссар А. А. Кулаков находились на СКА-039, где командиром был старший лейтенант П. В. Верба.
Кулакову с группой выделенных оперативных работников и краснофлотцев непосредственно поручили принять бойцов и командиров, продолжавших вести борьбу.
Александр Александрович Кулаков не раз рассказывал мне и писал о том памятном переходе в район 35-й батареи.
С мостика СКА-039 было хорошо видно, как командиры катеров Н. А. Аскеров, П. В. Бакалов и И. С. Волошин ловко маневрировали, уклоняясь от бомб, как комендоры и пулеметчики самоотверженно вели огонь по самолетам врага. Авиация противника преследовала СКА до темноты. На катерах были убитые и раненые.
Насредин Аскеров пишет об одной из атак: «На нас шел „хейнкель“. Первым открыл огонь командир носового орудия Иван Жупаненко, вслед за ним кормовое орудие. Когда самолет подошел под угол 60 градусов, я скомандовал „лево на борт“ и дал самый полный ход. Этот маневр помог избежать прямого попадания. Бомбы взрывались за кормой. Осколками от бомб и от пушечно-пулеметного огня были убиты двое подносчиков снарядов с кормового орудия. Загорелись дымовые шашки, а рядом с ними стояли бочки с бензином. Самоотверженность, проявленная экипажем при тушении огня, предотвратила гибель СКА. Первым бросился тушить огонь командир отделения минеров старшина статьи Утюхин…»
