пролежал в каменном могильнике, а Иисус Христос пришел и воскресил его. В память о том чуде на кипрской могиле святого так было и написано – «Лазарь Четырехдневный».
После распятия Христа его враги (евреи, разумеется) посадили Лазаря в лодку и оттолкнули ее от берега. Так попутными ветрами он и был доставлен к острову. Здесь он еще тридцать лет посвятил праведному и безгрешному служению, после чего усоп вторично.
А с мощами его вышла ситуация довольно некорректная. Их затребовал Константинополь. Время было византийское, и отказать островитяне не осмелились. Но мощи прибыли в Константинополь не целиком: очень уж любили Лазаря на Кипре. Часть мощей оставили на острове.
Что, кстати, подтвердил спустя лет двести некий монах-паломник из далекого Пскова. Он тоже отщипнул себе часть остатка, так что мощи святого Лазаря есть теперь и во Пскове. А из Константинополя впоследствии рыцари-крестоносцы перевезли мощи в Марсель (и тоже небось не полностью), так что останки Лазаря пребывают нынче в очень разных местах.
А в гостях у Лазаря на Кипре побывал некогда апостол Павел, и враги христианства, отловив его, привязали к столбу и побили плетьми. Столб этот поныне цел, и тысячи туристских фотографий удостоверяют все рассказанное мной.
Душе моей с давнишних пор любезен образ святого угодника Николая. И не только потому, что был он покровителем всех плавающих и путешествующих, но еще за то, что был он защитником всех «неправедно ввергнутых в узилище». А так как я когда-то ввергнут был в тюрьму совсем неправедно, то я ему за ту незримую защиту и по сей день благодарен. Обнаружилась и еще одна его ипостась.
На Кипре есть монастырь Святого Николая Кошачьего. В местности, где расположен этот монастырь (их, кстати, на острове четыре десятка), водилось очень много ядовитых змей – не знаю, как сейчас, – и людям они сильно досаждали. Святая Елена после своего путешествия в Иерусалим (где она, как известно, отыскала доподлинный крест Иисуса Христа) посетила Кипр, ужаснулась, как живут монахи среди стольких змей, и по ее велению из Константинополя доставили сто котов и кошек, для которых эти змеи были любимым лакомством. А те коты и кошки, что и ныне населяют монастырь, – по прямой наследственная линия от тех константинопольских. И покровитель их – Николай Кошачий.
Я по натуре своей – доверчивый турист, и мои уши вечно оттопырены для любой лапши, которую мне вешают на них, но я, как видите, с немалым удовольствием делюсь ею с вами, читатель.
Но про выпивку я изложу чистую и высокую правду. Ибо главное сокровище и гордость Кипра – это вино коммандария, самое древнее в мире вино. Недавно археологи раскопали амфоры (точней – их черепки) возрастом почти пять тысяч лет – на них обнаружились пересохшие остатки этого вина.
Когда-то называлось оно – нама (то есть «божественный нектар» – уж не его ли пили боги на Олимпе?), а сегодняшнее грузное слегка название – от одного из округов, на которые некогда делили остров рыцари-госпитальеры. Известная мадера (они чуть напоминают друг друга) появилась на много столетий позже. В Средние века его именовали вином королей и королем вин, ибо поглощали его в огромных количествах и короли с императорами, и бароны с князьями, и все их пьющее окружение. Оно единственное выдерживало долгую дорогу и в Европу поставлялось многочисленными бочками. А сухие вина – скисали. Делают это вино из вяленого винограда, уже почти изюма. Время выдержки на воздухе точно описал еще Гесиод (восьмой – седьмой века до н. э.): десять дней – на солнце, пять – в тени, а после можно разливать по кувшинам (и восемь дней выдерживать) и бочкам. Есть коммандария особой выдержки, которую держали в бочках (переливая, кстати, для чего-то из одной в другую) двадцать лет, но на такую выпивку денег я пока не накопил. А то, что на разложенный по крышам и дворам виноград садится пыль и липнут насекомые, – это детали производства, никого они и никогда не волновали.
Настолько знаменито это вино, что есть даже маленький музей коммандарии, где хранятся разных веков прессы и давильни, бурдюки из овечьих шкур, всякие другие причиндалы винного изготовления и перевозки. Нас туда возили и давали пробовать это крепкое (добавляется толика спирта) душистое вино.
Смотрителем музея оказался бывший москвич, бывший джазист, бывшая богема, знающий несколько языков Алексей Голованов. Женат он на художнице-гречанке и невероятно симпатичен. Заметив, что оценить десертное вино я не сумел, он налил мне маленький стаканчик иного, поистине божественного напитка.
Я немедля попросил добавить. Вообще на Кипре пьют спиртное, именуемое «зивания» – довольно крепкий самогон из того жмыха, который остается после выделки вина. По вкусу это напоминает грузинскую чачу или итальянскую граппу, но куда нежнее и забористей (именно от вспыхнувшей во мне любви к зивании жена увезла меня с Кипра ранее намеченного срока). Только это был напиток еще более высокий. В желтоватую влагу были добавлены какие-то травки, а рецепт добавки – тянулся от солдат Белой армии, что в двадцать первом году ожидали здесь отправки в Большую Европу. Тут моя великорусская гордыня (а ничуть она не рассосалась от четверти века жизни в Израиле) так явственно взыграла, что чуткий Алексей мне тут же подарил две маленьких бутылочки великого напитка. Через час я их прятал в чемодан, чтоб угостить друзей, когда приеду. Делить блаженство с друзьями – это ведь особое удовольствие.
В городском парке Лимассола стоит на высоком постаменте бюст – угадайте кого, читатель! – Александра Сергеевича Пушкина. И это вовсе не случайно. Когда Ричарду Львиное Сердце срочно понадобились деньги для оплаты его войска, он продал остров Кипр Гюи де Лузиньяну (бывшему королю Иерусалима).
В этом «Гюи де» вы не слышите ли имя «славного Гвидона», о котором написана пушкинская «Сказка о царе Салтане»?
А сколько раз упоминал поэт имя Афродиты! Он называл богиню Кипридой, как издавна именовали ее греки.
Духовная связь Пушкина с тенями Кипра – тема изысканий историка и эрудита Федора Лаврикова.
Тут мне нужно небольшое, чисто личное отступление.
Дорогой Федор Васильевич, извините меня, старого насмешника, что я то называл вас «отец Федор», то ехидно интересовался, нет ли у вас свечного заводика. Герои Ильфа и Петрова с детства в меня впитались. А вы только смеялись – густо и великодушно. Простите заезжего фраера. Вы, как и ваша сестра Катя, – дивные и настоящие знатоки острова.
Не буду я писать про сохранившуюся церковь двенадцатого века, или про роскошную сюжетную мозаику на полу огромного поместья,
