Этот разговор состоялся у нас 28 мая, на другой день он подтвердил свою готовность прилететь. 30 мая в 12 часов дня я сам позвонил ему, чтобы выяснить, когда его встречать. Он ответил, что пока вылететь не может — занят, но — «тебе сообщат».
А мне нужно было поехать в Константиново, посмотреть, все ли у нас готово для встречи гостей. Помню, что у Германа Алексеевича во время разговора было прекрасное настроение, он собирался взять с собой своего сотрудника Володю Гайн-ова.
О смерти Германа Алексеевича узнал именно через Володю — он позвонил где-то через час после этого трагического события. Для меня это был, конечно, страшный удар.
Павел Анатольевич Евдокимов:
Незадолго до его смерти мы договорились, что в газете «Спецназ России» дадим материал о нём на всю полосу, с его портретом. Но вышло так, что материал получился посмертный. Для «демократических» журналистов писать о Германе Алексеевиче считалось дурным тоном — «душитель свободного слова»: Гришу Пасько довёл до тюремной скамейки. В какое время мы живём, Господи!.. Для них Пасько, Радуев симпатичнее, чем человек, который их обезвредил. Как объяснить этот вывих сознания, что террорист вызывает больше симпатии, чем борец с терроризмом?..
Насколько мне представляется, Герман Алексеевич успел создать если не школу, то кадровый резерв, из которого сейчас и в дальнейшем будут черпаться кадры для борьбы с терроризмом. Вот поэтому и невосполнима утрата: он ушел, когда в ходе боевых действий, в ходе проведения спецопераций формировалось это ядро специалистов кадрового резерва. Ведь не секрет, что наши спецподразделения являются первыми в мире по имеющемуся уникальному опыту. Весь этот потенциал был в его распоряжении.
Александр Витальевич Лад-к:
Когда я узнал о его смерти, то не поверил — стал набирать его номер телефона в Ханкале… Десять лет я был рядом с ним, и ни разу он не пожаловался на сердце. Ногами маялся, хотя тоже помалкивал об этом, но о том, что сердце болит, не говорил ни разу.
Александр Угрюмов, сын:
В ночь с 30-го на 31 мая пошёл дождь, и у нас в квартире закапало с потолка. Никогда не было такого, а тут… Причем капало очень сильно. Я подставил вёдра, таз. Мама была на служебной даче в Архангельском. Я решил отвезти ей баночку сметаны. На подъезде к даче — звонок на сотовый телефон: звонит полковник Владимир Павлович Ан-ов, руководитель аппарата отца:
— Саша, ты где находишься?
— В Архангельском.
— Оставайся там, никуда не уезжай.
Берёт трубку Саша Лад-к — офицер по особо важным поручениям, он для нас как брат. Спрашиваю его:
— Саша, что-то серьезное случилось?
— Да. — И молчит.
— Известие с Кавказа?
— С Кавказа.
Честно говоря, я тогда не предположил, что случилось самое плохое. Мама же сразу всполошилась:
— Может, с отцом что?!
— Да нет, мама, папа вчера звонил мне на сотовый телефон, голос бодрый, говорил, что всё у него в порядке, — вру, конечно. Звонил он дня четыре назад. В последнее время часто произносил фразу: «Если меня не будет…». Говорил обычно: «Если что — держитесь Руслана Михайловича».
Сидим на даче, как было сказано, ждём — чего, не знаем. Появляются Олег Иванович Пил-ов, Саша Лад-к, заместитель директора ФСБ по кадрам Евгений Николаевич Лов-ев, Аркадий Аркадьевич Дранец и две женщины в белых халатах. Подъехал Руслан Михайлович с женой, тётей Диной. Я понял всё и впал в какой-то ступор. Мама глазами спрашивает: что, что?! Саша Лад-к сказал:
— Татьяна Ивановна, Германа Алексеевича больше нет…
С мамой плохо. Хорошо, что врачи приехали — отпоили лекарствами.
Телевизор был включен, работал 1-й канал. Буквально через три-четыре минуты после того, как мы узнали о смерти отца, в программе новостей передали: «Сегодня в Чечне, в Ханкале, в 2 часа 40 минут скончался заместитель директора ФСБ вице-адмирал Герман Угрюмов…». Не знаю, что бы мы делали, если бы эту новость узнали по телевизору…
Ещё до приезда сотрудников и его друзей мне позвонил из Ханкалы адъютант отца, у которого он скончался на руках. Я радостно: «О, Артур, привет!». И он положил трубку — вроде связь прервалась. Он по моему голосу догадался, что мы пока ничего не знаем, и не захотел сделаться первым чёрным вестником…
В 17.30 31 мая самолет с телом отца должен был приземлиться на военном аэродроме во «Внуково-3», но он запаздывал: сначала не было вертолёта, потом погода в Чечне задурила. Позже мне рассказывали, что Андрей О-ко, референт отца, который был рядом с ним в последние минуты, взъярился и заорал, не контролируя себя: «Сейчас Батя встанет да как ввалит вам по полной программе — сразу и вертолёт найдётся, и погода установится!..».
Самолёт наконец приземлился. В нем лежал огромный чёрный мешок. До сих пор не верится, что в нем находилось тело отца… Крепкие парни из «Альфы» уложили мешок на носилки, я сунулся помочь, но меня отстранили: «Сын отца не хоронит!». Загрузили в санитарную машину, которую пригнали из ЦСН, и повезли в морг ФСБ, на Рублёвку.
У всех наблюдался какой-то стресс. Когда носилки пытались засунуть в санитарную машину, руки не проходили, словно отец упирался, не хотел в морг. Санитар хотел сдвинуть руки, но кто-то из спецназовцев подскочил к нему: «Не видишь, что ли, что он не хочет!..» Как о живом.
А последний день его был таким. С утра, как обычно, доклад. На завтрак он выпил чашечку кофе и съел сырок «Виола». В Чечне они продукты не покупали, привозил свой человек из Махачкалы. Кофе заваривал и наливал Андрей О-ко. Потом до обеденного времени — обычная работа. Андрей доложил, что обед готов. Отец сказал: «Давайте с обедом чуточку подождём. Посидеть хочу на воздухе». Поставили стул на крылечке, он посидел какое-то время, встал, повернулся лицом к входу в вагончик — и вдруг, негромко сказав «Ой!», начал заваливаться на спину. Рядом стоял капитан 1-го ранга Гайн-ов, он и не дал ему упасть, подхватил.
Вот такой был «предупредительный выстрел», который якобы прозвучал в вагончике без присутствия свидетелей…
Владимир Мирсаитович Гайн-ов:
В четверг, 31 мая, напряжённой работы не было, грело солнышко, день ласковый. Операций не планировалось, период небольшого затишья, никаких острых чрезвычайных событий в тот день не произошло. Перед обедом ему потребовался какой-то документ для доклада директору ФСБ и правительству о чем-то, что имеет отношение к экономике Чечни. Пока я бегал и разыскивал документ, он сидел на скамеечке рядом со своим вагончиком. Подошёл и шифровальщик, Саша Кир-енко — мичман с Северного флота, принес очередную порцию документов. Я отдал Герману Алексеевичу требуемый документ, наклонился расписаться в журнале шифровальщика — и в ту же секунду заметил, как Герман Алексеевич валится на меня.
