Кудеяров мягко поставил на пол Олю и с протянутыми руками шагнул Ганне навстречу.
- Здравствуй, Ганна! Здравствуй, сестра!
Ганна бросилась к нему и, целуя его колючие щеки, отрывисто шептала:
- Милый Костя! Славный наш Костя! Хорошо, что ты вернулся здоровый и сильный! Я верила, что ты жив! Где же теперь Галина?
- Галина теперь далеко...
И Костя рассказал, как он отправил ее вместе с другими женами командиров в специальном поезде в эвакуацию, а сам вернулся в часть и в районе Гродно был ранен.
- Ты хорошо сделал, что отправил ее. А у нас тут... - сказала Ганна, сильно взмахнув рукой. - Я на это смотреть не могу! Помнишь, Костя, мы рассказывали тебе про того пана Сукальского, - продолжала Ганна. - Он уже здесь. Уполномоченный по делам католической церкви. А сам выясняет настроение народа и регистрирует молодежь. Для чего, ты думаешь, это делается? Германской промышленности требуется много рабочей силы. Так вот они и гонят туда новых рабов из славян.
- А ты разъясняй людям, что может ожидать их в фашистском царстве! сказал Костя. - Говори всюду, где только можно, что они попадут на каторгу к фашистам. И твердо говори, что Красная Армия не разбита и никогда не будет разбита! С востока целыми эшелонами везут раненых фашистов. Значит, Красная Армия бьет их, и крепко бьет!
Пришла Стася и, желая скрыть напряженное волнение, поздоровалась с зятем сухо и отчужденно.
- Ну, рассказывай, как воевал, куда нашу дочку подевал? - Она оглядела Костю с ног до головы и, показывая пальцем на пистолет, добавила: - Еще не отвоевался, значит? Дочь нашу загубил и нас тоже хочешь? Зачем с оружием ходишь? Нам и так житья нет! Зять - красный офицер, большевик! А что, разве мы выбирали себе такого зятя? Дочь нас об этом не спрашивала.
- Оставь, мама! - крикнула Ганна. - Ты уже давно свою войну проиграла - и молчи. Он не в твоем доме сидит...
- Вижу, как он считает нас своими родственниками: мимо прошел и в чужом доме оказался. Пусть хоть скажет: куда девал мою дочь?
Костя коротко и спокойно все рассказал, под конец спросил:
- Ты что же, мать, нарушила свое слово? Хочешь выяснить, кто сильней, так что ли?
- Какое я нарушила слово?
- А помнишь, когда мы были у вас с Галиной, ты сказала, что все забыто, а теперь опять за старое? Пользуешься тем, что зять твой попал в беду. Да, правильно, я большевик! Оружие ношу при себе и померяюсь еще силами с врагом. Мы еще долго будем носить при себе оружие, до тех пор, пока не останется на земле ни одного фашиста! Ты вот лучше расскажи, как новая власть? Расскажи!
- На черта мне эта власть! Мне бы только спокойно прожить на старости лет, а вы вот войну затеяли...
- Не мы ее затеяли, - сказал Костя.
- Откуда мне знать, кто ее затевал...
Стася под влиянием Ганны давно уже поняла, что от фашистов хорошего ждать нечего, но из-за гордости не хотела признаться, что война перевернула все ее понятия о жизни.
Завоеватели оказались совсем не такими, какими она их себе представляла раньше. Жаль было и Костю, похудевшего, с измученным, постаревшим лицом. Взять бы да приласкать по-матерински, сказать задушевное человеческое слово, а вот что-то мешало, не позволяло тронуться с места.
- Ладно, не будем сейчас судить, какая власть краше. Пойдем-ка лучше отсюда. Людям тоже надо покой дать. Иди в овин, там тебя отец ждет. Он тоже выпрягся из ярма и ходит, как ленивый вол... Опустил голову и молчит, молчит... А нам что, легче от его молчания?
Вечером при тускло горевшем фонаре в овине сидели Олесь и Осип Петрович и слушали Костю.
- Советская Россия, - говорил Кудеяров, - имеет огромные резервы, война только началась. По радио выступал председатель Государственного Комитета Обороны Сталин и сказал, что военный успех германской армии, обусловленный внезапностью нападения, является кратковременным. Наши силы неисчислимы. Зазнавшийся враг должен будет скоро убедиться в этом. И фашисты в этом с каждым днем убеждаются, - продолжал Костя. - Они видели, как советские бойцы и командиры защищали Брестскую крепость. Даже раненые, в лужах крови, стреляли до последнего патрона. А здесь какой героический бой выдержали пограничники заставы лейтенанта Усова! Я проходил мимо и видел, сколько немцы выбросили туда снарядов.
- Это верно, - подтвердил Осип Петрович и глубоко вздохнул. - Мы с Иваном Калибеком да с Шиманчиком захоронили их, знаем...
- Где они похоронены? - поблескивая при слабом свете темными глазами и жадно затягиваясь махоркой, спросил Костя.
- Там, прямо в траншеях. Нам запретили их трогать. Пока так захоронили и временный крест поставили.
- Сколько их? - приближая лицо к фонарю, спросил Кудеяров.
Он отрывисто и часто дышал, стараясь разглядеть посуровевшее лицо Осипа Петровича.
- Да, почитай, все остались... Другие на границе по одному, по два человека лежали... на разных участках. Их тоже на месте захоронили...
- И лейтенант Усов там? - после длительного напряженного молчания задал Костя этот нелегкий для него вопрос.
- Да. Он вместе со своими... - Осип Петрович наклонился к Кудеярову, перейдя на шепот, добавил: - У него была зажата в руках винтовка, этакая с особым прибором. Он вдоль траншеи лежит и как будто отдыхает, на небо смотрит, а винтовка в руках. Так мы его и захоронили вместе с ней. Хай будет с винтовкой. Мы не тронули ее и никому не сказали... Ну, с прибором такая, со стеклышками...
- Снайперская! - Костя расстегнул душивший его воротник гимнастерки и дрожащими пальцами стал рвать бумагу для новой цигарки.
Олесь Седлецкий пожевывал усы и шумно сопел носом. Весь вечер он молчал, только в начале беседы расспросил о Галине.
- А ты почему молчишь?.. Чего ты молчишь? - не выдержал Осип Петрович.
- Тебя слушал... Не трогай меня, Осип, и без тебя лихо!
- А кому сейчас не лихо?.. Всем горько! У тебя в саду яблони рубили, а я свой топор в руки схватил. Во двор вышел, трошки посмотрел да в хлев, около коровы постоял, опять в хату, а из хаты во двор, а топор у меня в руках, а чего он у меня очутился, сам не помню...
Осип Петрович замолчал, поднявшись, вышел из овина и постоял у выхода.
Было уже поздно. В деревне пропели вторые петухи. Взошла и повисла над Августовскими лесами неполная луна, похожая на разрубленную пополам серебряную медаль крупного размера и далеких времен. В полосе бледного света тучами вились и гундосили комары.
Вернувшись в овин, Осип Петрович сел на солому и после минутного молчания заговорил:
- Слушай меня, Константин! В лесу скрываются раненые пограничники. Сначала там был один, а потом я второго туда отвел. Фамилия ему Чубаров, повар с заставы. Ты, наверное, его знаешь. Они с винтовками. Ходи до них. У меня недавно грех случился, ой и добре же мне досталось от моей старухи. Погнал я пасти коров, пройду, думаю, подальше, где корму побольше. А то Франчишка все точит меня - и что плохо пасу корову и мало она молока дает. Пригоняю я свою животину до лесочку, смотрю, из Оленьего овражка выходит Иван Магницкий. Он в лесу ховается. Его Юзеф собирается немцам на суд отдать, да Иван не такой дурак, чтобы к ним идти. Когда разговорились, он мне признался, что лечит и подкармливает одного солдата. А мы с Франчишкой тоже одного присматривали. Я ему так и сказал. "Может быть, - говорю, вашему что-нибудь нужно? Мы своего молочком поим". - "Молочка, - говорит, - не мешает, чтобы побыстрей поправился". - "Ну что ж, - говорю, - молочка так молочка. Цибарка есть?" - "Найдется, - говорит, - цибарка. Только вот кто доить будет?" - спрашивает он меня. Я говорю: "Старый солдат да чтобы корову не выдоил!" Ну, взял эту цибарку, а чертова Пеструшка не дается, лягаться почала. Кое-как все-таки выдоил. Молоко отдал. Пригоняю скотину домой, баба моя хвать за цибарку и доить села, а молочка нет. Тут она меня давай пытать, где я пас корову и как. Я нарочно указал такое место, где никакой травы не растет. Она все тут знает. "Все равно, - говорит, - хоть сколько-нибудь да я должна надоить. Ты, - говорит, - наверное, черноголового бычка проглядел". - "Случился, - говорю, - такой грех..." Ох же, и почала меня баба вздрючивать! Всех чертей и бесенят на меня поваляла... Досталось нам на пироги вместе с Олей... А я уж молчу, молчу. Магницкий заказал не говорить, только вам говорю. Теперь корову каждый день доим - и достается мне от Франчишки такое лихо, не дай боже! Ты, Костя, ходи до них. Они рады будут. Сержант уже поправляется...
