Но вернемся к воспоминаниям дочери: «День похорон. Весь кабинет и гостиная заставлены венками. Венков из живых цветов такое множество, что их ставили в кабинете один на другой до самого потолка. Комната была как бы в густой, душистой раме. На мольберте – эскиз углем – «Диана и Актеон». На столе – стакан с водой, чуть розоватой, с акварельной кистью в нем. Кругом – листки с рисунками, акварели, альбомчики.
Множество народу…»
Похороны Серова стали поистине национальными. Впервые страна так сильно скорбела об ушедшем художнике, до этого лишь утраты писателей (Пушкина, Некрасова, Достоевского, Тургенева, Чехова, Толстого) становились всенародным бедствием. А тут Серов, человек суровый, подчас резкий…
«Бывают смерти, в которые не веришь. Петербург не поверил смерти Серова. Целый день звонили. Целый день спрашивали. Целый день требовали опровержений. Не хотели признать ужасного, непоправимого…» – так писал Николай Рерих.
«Неужели нет более в живых этого перла между художниками, Валентина Александровича Серова, в полном расцвете сил и красоты своего чарующего особенной простотой и правдой неизъяснимого таланта… Ах, Боже, как убийственно горько думать, что он умер!.. – восклицал Илья Репин. – Боже, какая потеря!.. Сейчас ставлю в памяти его дивные создания. Все эти самоцветные драгоценные каменья. На всех выставках я раньше всего бежал к его работам. Неужели новых не будет?..»
«Умер наш лучший чудесный художник-мастер. Как больно все это – как не везет нам на лучших людей и как быстро они сходят со сцены…» (из письма Б. Кустодиева Ю. Кустодиевой).
Серов «умер смертью воина в бою – среди буйной работы, как и жил…» (Н. Симонович-Ефимова).
«Серов – самый одаренный, в чисто живописном отношении, русский художник», – сказал как отрубил Александр Бенуа, художник и критик безупречного вкуса.
Картины Серова удивительно красивы по краскам, не будучи написаны «в красивом тоне», – еще один вывод Бенуа.
«Он был свободен, был глубок, он был прекрасен – этот мастер, столь далекий внешности и эффектов…» – писал Николай Пунин по поводу посмертной выставки Серова.
Что еще добавить в конце нашего краткого рассказа? Серов умер, а многочисленное племя Серовых оказалось разбросанным по всему миру: Франция, Ливан, Кипр…
Знаменитый рояль «Бехштейн» из семьи Серова, к клавишам которого прикасались пальцы Александра Серова, Валентины Бергман, Федора Шаляпина и других знаменитых музыкальных деятелей, в блокаду Ленинграда был продан за мешок картошки.
Где ныне звучат его божественные звуки? Кто знает! Но висят на стенах музеев картины Валентина Серова. Они способны вызвать звуки в душе – радостные, скорбные, возвышенные, низкие, меланхолические, скептические и прочие из целой гаммы звуков, которыми наполнена человеческая жизнь.
Маркизы, фейерверки и… смерть (Константин Сомов)
Имя К. А. Сомова известно всякому образованному человеку не только в России, но и во всем мире. Это – величина мировая.
Михаил Кузмин, 1916
Художник Константин Сомов умер в Париже в 1939 году. В своем эмигрантском существовании он почти ни разу не высказался на политические темы, никогда не осуждал Советскую Россию, и тем не менее в СССР первая монография о нем вышла лишь в 1980 году. Ее автор Елизавета Журавлева составила пышный букет комплиментов: «Превосходный живописец, великолепный рисовальщик, тонкий акварелист, виртуозно владевший смешанной техникой, Сомов оставил значительный след в истории русского искусства».
Все так, но от этих слов, как говорится, ни тепло, ни холодно. Поэтому предлагаю от чистого искусствоведения перейти к человековедению, попытаться раскрыть тайну сомовской личности, сомовского «Я».
Общий контур судьбы и творчества
Константин Сомов родился 18 (30) ноября 1869 года в Петербурге в семье историка искусства. Отцу было 39 лет, матери – 34. В семье бережно хранилась бумага «Дворяне Сомовы», она начиналась так:
«В начале 80-х годов XIV столетия на службу к Великому князю Дмитрию Ивановичу приехал из Золотой Орды Мурза-Ослан, принявший в 1389 году Святое крещение с наречением имени Прокопий. Он вскоре женился на дочери стольного Марии Золотовне Титовой. От этого брака было 5 сыновей. Один из них, Лев, прозванием Широкий Рот, в свою очередь, имел сына Андрея Львовича, прозванного Сом…»
Так вот этот Сом и явился родоначальником ветви рода Сомовых.
Отец художника Андрей Сомов никакого отношения к Золотой Орде, конечно, не имел, он целиком принадлежал к Золотой Культуре: был большим знатоком русского и западного искусства, издал трехтомный каталог эрмитажной коллекции, сам охотно рисовал. С 1888 года он – старший хранитель Эрмитажа. Ко всему прочему страстный коллекционер. Любовь к коллекционированию, как и любовь к старым голландцам, от отца перешла к сыну.
Мать, Надежда Константиновна, урожденная Лобанова, тоже была человеком широко образованным. От матери Константину Сомову передалась любовь к музыке («Мои первые музыкальные впечатления: пение мамы и еще раньше музыкальный ящик под старинными бронзовыми часами с фигуркой Ахиллеса под ним… Я любил в сумерки садиться с ногами на стул около самого ящика и слушать долго этот ящик…» – вспоминает будущий художник). Костя играл на фортепьяно, пел, был постоянным посетителем концертов и опер. Даже мечтал о карьере камерного певца.
«Сомовская семья мне необычно понравилась, и я сразу стал себя чувствовать там, как дома, – вспоминал Александр Бенуа. – Мать Кости была сама простота, сама ласка, само гостеприимство, сама искренность. Очаровательны были и сестра Кости и его брат, великий шутник – толстяк Саша (старший брат художника умер в 1903 году. – Ю. Б.). Не лишен был своеобразной прелести и их несколько суровый, несколько угрюмый отец – Андрей Иванович… Уютные вечера у Сомовых протекали в разглядывании коллекций, в беседах, преимущественно происходивших в кабинете отца или в столовой за чайным столом, уставленным всякими вкусными вещами, на которые была мастерица Надежда Константиновна. Иногда кто-нибудь из нас играл на рояле, иногда мы слушали пение Кости, специально учившегося пению и обладавшего приятным голосом…»
Еще Сомов увлекался театром. Свои посещения спектаклей он аккуратно отмечал в специальной записной книжке, которую вел с 1877 года, то есть с 8 лет. В течение всей своей жизни он мелким почерком записывал впечатления от игры актеров, от того, насколько удачны были выполнены костюмы, декорации, как звучала музыка и т. д.
