Как-то несколько доброволиц отправились на разведку за овощами. Притащили несколько реп.
— Где вы их достали?
— От благодарного населения, — ответила одна из них и сделала многозначительный знак рукой, означающий «украла».
— Товарищ, я прошу вас в другой раз этого не делать. Вы знаете, с каким доверием относятся к нам жители. Не дай Бог, поймают — ведь тень ляжет на всех нас!
Та, вытянувшись и лукаво улыбаясь, взяла шутливо под козырек:
— Слушаюсь, господин взводный! Но так как я слышу, что в вашем желудке от голода гремит оркестр, то надеюсь, вы не откажетесь разделить с нами трапезу…
И тут же поделили все поровну, и с шутками и прибаутками репа заскрипела на наших молодых зубах. Впоследствии на хищения подобного рода приходилось закрывать глаза. Не умирать же с голоду!
Число доброволиц постепенно уменьшалось. Из взводных я осталась одна. Как-то командир тоном просьбы спросил:
— Бочарникова, не примете ли командование над сводным взводом?
— Не хочется, господин поручик! Уж очень все распустились, ни с кем нет сладу.
— Бочарникова, вы примете командование над сводным взводом! — приказным тоном произнес он.
Я вытянулась:
— Слушаюсь, господин поручик!
Глава 13. МЫ ВСТУПАЕМ В БОРЬБУ
Доброволицы быстро разъезжались. Осталась небольшая группа. Мы сидели, разговаривая, когда вбежала С.:
— Господин взводный! Из Петрограда приехала наша доброволица, привезла какие-то важные новости. Все собираются наверх. Идемте слушать!
Наверху мы застали уже человек десять.
— Товарищи, выставьте кого-нибудь на площадку, чтобы никто не подслушал. Товарищи! На Дону генерал Корнилов поднял восстание. К нему присоединяются все недовольные советской властью. Идут бои. Есть ли среди вас желающие пробраться туда?
— Ура! — истошным голосом завопила одна из присутствующих.
— Цыц вы, оглашенная! — зашикали на нее со всех сторон. — Вы что, хотите привлечь внимание красногвардейцев?
— Ох, не могу, товарищи! От радости. Как говорят бабы, «аж все нутро взыгралося»!
— Смотрите, как бы ваше нутро красные не выпустили преждевременно!
— А когда и как можно туда пробираться?
— Пока что нужно сидеть на месте и быть тише воды и ниже травы. Я буду служить связью. Надеюсь, вы мне доверяете? Я буду держать вас в курсе всего происходящего. Затем вторая новость: в Петрограде, в доме графа Шереметьева, устраивается под видом лазарета общежитие для доброволиц. Столоваться будем бесплатно, так же как и юнкера, в столовой, устраиваемой Городской управой. В другом месте нашим выдают бумазейное платье, стеганую бабью кофту, а на голову косынку сестры милосердия. Ходить на обед нужно в этих костюмах…
— Черта с два я променяю штаны на бабью кофту! Пусть «товарищи» на мне хоть горох молотят, а я переодеваться не стану. Опять же, если придется тикать от «товарищей», куда удобнее скакать через заборы и препятствия в штанах, чем задравши юбку на голове!
— Товарищ, перестаньте дурачиться! — рассердилась одна из присутствующих. — Здесь идет серьезный разговор, а вы с шуточками…
— А вы что, хотели бы, чтобы я от восторга пустила бы по-бабьи слезу умиленья? Ну ладно, буду серьезной…
— Вторая рота, — продолжала приехавшая, — запасайтесь отпускными билетами, указывая на Дон, но лучше, чтобы не навлекать подозрений, какое-нибудь другое место, где нужно проезжать Дон.
Дав еще кой-какие указания, она уехала в Петроград.
Тогда же в каждую роту был прислан комиссар с несколькими красногвардейцами. Через несколько дней я направилась в канцелярию за увольнительным билетом. Поручик Сомов отсутствовал, и его заменял начальник хозяйственной части капитан Мельников. Высокий, худой, малосимпатичный. Застала его в компании поручика Верного и комиссара. Комиссар — белолицый, красивый, упитанный тип лет двадцати восьми, очень напоминавший матроса. Одет он был во все кожаное и в кубанке.
Я обратилась к капитану Мельникову с просьбой выдать увольнительный билет.
— Куда вы едете?
— На Дон.
— К кому?
— К тетке…
— Удивительное дело! — пожал он плечами. — У всех наших доброволиц вдруг на Дону оказались тетки! — насмешливо проговорил он.
Комиссар усмехнулся.
— Я, господин капитан, из Тифлиса. А как вам известно, на Кавказ сейчас не пропускают. Больше нигде у меня родственников нет, — спокойно ответила я.
Дверь приоткрылась, просунулась голова красногвардейца:
— Товарищ комиссар, вас спрашивают.
Комиссар вышел. Получив бумажку, я давай Бог ноги! На следующий день я рассказала об этом ротному. Он был страшно возмущен.
Уехала из нашей роты последняя группа. Нас осталось двое. Оставаться одним в даче на отлете было неприятно, да и небезопасно, так как кругом шныряли красногвардейцы. Мы перебрались в маленькую комнатку около канцелярии, где раньше жили денщики. Снег выпал недавно, морозов же пока еще больших не было. И вдруг в первую же ночь ударил таковой. Дровишки были, но от усиленной топки быстро иссякли, а до рассвета еще далеко. Корчась от холода, мы коченели. Я услыхала грохот. При свете лампы моя товарка рубила скамейку. За ней пошли стул и стол. Воображаю, каким «добрым» словом нас помянули хозяева квартиры. Чуть свет, захватив топоры с веревками, отправились в лес за дровами. На другой день перебрались в Петроград. Что не смог сделать голод, заставил холод.
Под «лазарет» были отведены две большие комнаты без всякой мебели, только для всех матрацы на полу. Каким-то образом сюда попали два солдатенка. Девятилетний Алеша и семилетний Ленька. Алеша был симпатичный деревенский парнишка, а Ленька — не по летам шустрый.
Скоро явился к нам управляющий, заявив, что обнаружил взломанным бельевой шкаф и что украдено несколько простыней. Мы были поражены, как громом, так как знали, что никто из нас не способен на воровство. Следом у доброволицы пропали выданные вещи.
Спустя пару дней вошла взволнованная доброволица:
— Сейчас, когда я проходила по двору, меня, плача, остановил сторож-китаец и сказал, что у него пропала бритва и 16 рублей денег. Мы знаем, что среди нас воров нет, но, безусловно, подозревают нас. Давайте соберем, сколько сможем, и дадим сторожу. Жалко человека!
Сбор дал 28 рублей. Две доброволицы понесли деньги и вернулись смеясь:
— Если бы вы видели, в какой восторг пришел «ходя», начал смеяться, кланяться. «Пасиба, пасиба. Луска девка-солдат халасо! Пасиба!»
— А знаете, товарищи, мне кажется, что это дело рук Леньки. Уж не по летам шустрый, чертенок. Надо будет его допросить.
