Но принесла она и тревожные вести. Отбывать срок мне придётся не в удобной и уютной гостинице в Клиппане. Вместо этого меня переводят в государственное исправительное учреждение в Мальмё, расположенное в городке университета Лунд — старейшего колледжа в Европе.
— Вот увидите, эта тюрьма совсем не похожа на французские. Вообще говоря, она совсем не похожа и на ваши американские тюрьмы, — убеждала меня Иэн.
Мои опасения рассеялись, когда меня доставили в тюрьму, прозванную в университетском городке «Криминальной Палатой». Атмосфера Палаты ничуть не напоминала о тюрьме — ни оград, ни сторожевых вышек, ни решёток, ни электрических ворот или дверей. Её невозможно было отличить от прочих мощных, величественных зданий городка. Фактически, заведение было совершенно открытым.
Меня зарегистрировали и под конвоем отвели в мои апартаменты, так как я больше не могу называть шведские комнаты заключения камерами. Моя комната в Палате оказалась чуть поменьше, но столь же комфортабельной, с теми же удобствами и мебелью, что и в Клиппане.
Тюремные правила там были очень снисходительными, меры пресечения — мягкими. Можно было носить собственную одежду, а поскольку у меня был лишь один комплект вещей, меня сопроводили в городской магазин одежды, где обеспечили ещё двумя сменами.
Мне была предоставлена неограниченная свобода читать и получать письма или иные почтовые отправления, причём почту мою не перлюстрировали. Поскольку в Палате проживала всего сотня заключённых и содержать собственную кухню представлялось экономически нецелесообразным, еду заключённым приносили из окрестных ресторанов, каждый мог в разумных пределах выбирать собственное меню.
Содержали в Палате заключённых обоих полов. В заведении было несколько женщин, но сожительство между заключёнными не допускалось. Допускались интимные свидания с супругами, а также друзьями или подружками с воли. Заключённые могли свободно передвигаться по зданию с семи утра до десяти вечера, а принимать посетителей в собственных квартирах — ежедневно с четырёх до десяти вечера. Запирали комнаты в десять вечера — комендантский час в Палате.
Совершивших тяжкие преступления в Палате не держали. Мои товарищи по заключению были чековыми мошенниками, угонщиками автомобилей, растратчиками и тому подобными преступниками, не прибегавшими к насилию. Однако заключённых сортировали по многоместным спальням соответственно возрасту, полу и роду преступлений. Меня поселили в спальне фальшивомонетчиков и мошенников моего возраста.
В шведских тюрьмах и в самом деле стараются исправить преступников. Мне сказали, что отбывая срок, я могу либо посещать занятия в университете, либо работать на парашютной фабрике, расположенной на территории тюрьмы. А могу и просто отсидеть свой срок в Палате. Если пойду учиться, моё обучение и всё необходимое оплатит шведское правительство. Если решу работать на фабрике, мне будут платить по той же ставке, что и вольнонаёмным рабочим той же квалификации.
Сбежать оттуда было бы проще простого, если бы не одно обстоятельство. Шведы уже давным-давно ввели паспортную систему. Паспорта у них спрашивают редко, но любой полицейский имеет право потребовать от любого гражданина предъявить документы. Документы нужны и для того, чтобы пересечь любую границу, и на международном поезде или самолёте. У меня же их не было. Как не было и денег.
Но вообще-то мне было на это наплевать. Мысль о бегстве даже не посещала мою голову. Тюрьма в Мальме пришлась мне очень по душе. Как-то раз, к великому моему изумлению, меня явился проведать молодой банковский клерк, принеся с собой корзинку со свежими фруктами и шведскими сырами.
— Я подумал, что, может, вам хочется знать, что у меня не было никаких проблем из-за того, что вы обналичили чек у меня, — сообщил этот молодой человек. — Кроме того, мне хотелось, чтобы вы знали, что я не держу на вас зла. Наверно, очень трудно сидеть в тюрьме.
А я ведь надул этого парнишку по полной программе. Больше того, я подружился с ним, даже навещал его дома, чтобы провернуть свою аферу. И жест его искренне меня тронул.
Я и работал на парашютной фабрике, и посещал занятия. Я обучался промышленной графике, хотя в некоторых техниках, преподававшихся в Лунде, я поднаторел побольше, чем сами преподаватели.
Полгода пролетели быстро, даже чересчур. На четвёртый месяц миссис Кристианссон явилась с тревожными новостями. Правительства Италии, Испании, Турции, Германии, Англии, Швейцарии, Греции, Дании, Норвегии, Египта, Ливана и Кипра прислали официальные запросы об экстрадиции, чтобы я отбыл надлежащее наказание, и очерёдность была установлена в соответствующем порядке. Меня должны были сдать на руки итальянским властям, а им уже предстояло решить, какой стране меня передать после уплаты долгов итальянцам.
Один из моих товарищей по заключению в Палате уже отсидел срок в итальянской тюрьме, и рассказанные им ужасы убедили меня, что итальянские тюрьмы ничуть не лучше, а то и похуже Перпиньяна. Миссис Кристианссон тоже слышала, что условия в итальянских пенитенциарных учреждениях крайне тяжелы и бесчеловечны. Сверх того, она располагала сведениями, что итальянские судьи и присяжные не отличаются снисходительностью к уголовникам.
И мы затеяли решительную кампанию по предотвращению экстрадиции в Италию. Я засыпал судью, председательствовавшего на моём процессе, министра юстиции и даже самого короля петициями и просьбами об убежище, умоляя разрешить мне после освобождения остаться в Швеции или, в крайнем случае, депортировать в родные Соединённые Штаты. Я подчеркивал, что куда бы меня ни отправили, если мне откажут в пристанище в Швеции, меня будут карать за одно и то же преступление снова и снова и, вероятно, до самого конца жизни швырять из тюрьмы в тюрьму.
Все мои прошения до единого отвергли. Экстрадиция в Италию казалась неминуемой. В ночь перед тем, как меня должны были передать в руки итальянских властей, я лежал в постели без сна, в отчаянии пытаясь изобрести какой-нибудь план побега, чувствуя, что просто не переживу заключения в Италии, если тюремные условия там хотя бы на йоту соответствуют тому, что мне рассказывали, и искренне считая, что лучше уж погибнуть при попытке к бегству, чем сдохнуть в кошмарной дыре вроде Перпиньяна.
А вскоре после полуночи явился охранник.
— Одевайся, Фрэнк, и собирай все свои пожитки, — велел он мне. — За тобой приехали.
— Кто приехал? — встревожившись, сел я в постели. — Мне сказали, что итальянцы должны приехать за мной только утром.
