Ознакомительная версия.
Дети носят брошки Ек. Вик., а я твою фотографию вставила в рамку и повесила на стене так, что лежа в кровати всех своих вижу. Ты не увидишь мать генерала Орлова? Я знаю, что ты ее не так любишь, но она такая одинокая. Иван убит, Алексей далеко, она одна и могила в Царском, жаль старушку. Вяжу маленькому теперь чулки, он попросил пару, его в дырах, а мои толстые и теплые. Как зимой прежде вязала, помнишь? Я своим людям тоже делаю, все теперь нужно. У Папы брюки страшно заштопаны тоже, рубашки у дочек в дырах… У Мамы масса седых волос. Ольга худая, Татьяна тоже, волосы чудно растут, так что без шали бывают (как Рита зимой). Подумай, газеты пишут, что князь Трубецкой (Володя) соединился с Калединым, молодец. Вдруг писала по-английски. Не знаю, хорошо ли это или нет, ведь пока Анушка не с нами, пишу иначе, а ты сожги мои письма — вдруг опять придут и осмотр сделают.
17-го все молитвы и мысли вместе, переживаем опять все. Были утром у обедни, такое утешение. Наших не пускают, так как у них нет позволения из Петрограда, но надеются, когда соберется Учредительное собрание. Солдаты и Панкратов (комиссар наш) не пустят, ищут другие комнаты, которые подешевле, но страшно трудно найти. Очень они обижены и подозревают, что слуги в нашем доме против них интригуют, что неправда, так что если Анушка глупости напишет, знай, что неправда. Чемодуров насплетничал из болтливости — это его слабая сторона, а то он чудный. Вам его жена взяла мою записку в собор на горе, архиерейская служба шла, тогда не принято поминать за здравие, но когда диакон узнал, что это от меня, громко прочитал все имена, так рада. Диакон даже оставил у себя записочку. Е. Гермоген страшно за Father и всех. За упокой дала записку в нашей церкви (и чувствовала таким образом — соединяюсь со всеми, крест его был у нас и во время всенощной лежал на столе).
Надо кончать письмо, уж очень длинное. До свиданья, родная моя, буду особенно за тебя молиться, когда Праздники. Помнишь, начали новый год вместе. (Ник. П. тоже). В эти 11 лет никогда не случалось так долго с тобой расставаться. Храни тебя Христос. Крепко, крепко. Всем милым, добрым, которые нас вспоминают, привет. Мои тебя нежно целуют. Родителям привет.
М.
№ 8. (Написано по-английски)
Кажется мне странным писать по-английски по 9 тяжелых месяцев. Конечно, мы рискуем посылать этот пакет, но пользуюсь Анушкой. Только обещайся мне сжечь все мои письма, так как это могло бы тебе бесконечно повредить, если узнают, что ты с нами в переписке. Люди ведь еще совсем сумасшедшие. Оттого не суди тех, которые боятся видать тебя. Пускай люди придут в себя. — Ты не можешь себе представить радость получить твое письмо. Читала и перечитывала его сама и другим. Мы все вместе радовались ему, какое счастье и благодарность знать тебя на свободе наконец! Я не буду говорить о твоих страданиях. Забудь их, с твоей фамилией, брось это все и живи снова. О стольком хочу сказать и сказать ничего не могу. Я не привыкла писать по-английски, так как писала карточки без всякого значенья. Твои духи так напомнили тебя — передавали их друг другу вокруг чайного стола, и мы все ясно представляли себе тебя. Моих духов «белой розы» у меня нет, чтобы тебе послать, надушила шаль, которую послала тебе, «verveine». Благодарю тебя за лиловый флакон и духи, чудную синюю кофточку и вкусную пастилу. Дети и Он так тронуты, что ты послала им свои собственные вещи, которые мы помнили и видели в Царском. У меня ничего такого нет, чтобы тебе послать. Надеюсь, ты получила немного съедобного, которое я послала через Лоткаревых и г-жу Краруп. (Послала тебе по крайней мере 5 нарисованных карточек, которые ты всегда можешь узнать по моим знакам выдумываю всегда новое.) Да, Господь удивительно милосерд, послав тебе доброго друга во время испытаний, благословляю его за все, что он сделал, и посылаю образок. Как всем, кто добр к тебе. Прости, что так плохо пишу, но ужасное перо, и пальцы замерзли от холода.
Были в церкви в 8 час. утра. Не всегда нам позволяют. Горничных еще не пустили, так как у них нет бумаг; наш ужасный комиссар не позволяет, и комендант ничего не может сделать. Солдаты находят, что у нас слишком много прислуги, но благодаря всему этому я могу тебе писать, и это хорошая сторона всего. Надеюсь, что это письмо и пакет дойдут до тебя благополучно. Напиши Анушке, что ты все получила, — они не должны догадываться, что мы их обманываем, а то это повредит хорошему коменданту, и они его уберут.
Занята целый день, уроки начинаются в 9 час. (еще в постели), встаю в 12 часов. Закон Божий с Татьяной, Марией, Анастасией и Алексеем. Немецкий 3 раза с Татьяной и 1 раз с Мари и чтение с Татьяной. Потом шью, вышиваю, рисую целый день с очками, глаза ослабели, читаю «хорошие книги», люблю очень Библию и время от времени романы. Грущу, что они не могут гулять, только на дворе за досками, но по крайней мере не без воздуха, благодарны и за это.
Он прямо поразителен — такая крепость духа, хотя бесконечно страдает за страну, но поражаюсь, глядя на него. Все остальные члены семьи такие храбрые и хорошие и никогда не жалуются — такие, как бы Господь и наш друг хотели бы. Маленький — ангел. Я обедаю с ними, завтракаю тоже, только иногда схожу вниз. Священника до уроков не допускают. Во время служб офицер, комендант и комиссар стоят возле нас, чтобы мы не посмели говорить. Священник очень хороший, преданный. Странно, что Гермоген здесь епископом, но сейчас он в Москве. Никаких известий из моей бывшей родины и Англии? В Крыму все здоровы. М. Ф. была больна и, говорят, постарела. Сердцу лучше, так как веду тихую жизнь. Полная надежда и вера, что все будет хорошо, что это худшее и вскоре воссияет солнце. Но сколько еще крови и невинных жертв!? Мы боимся, что Алексея маленький товарищ из Могилева был убит, так как имя его среди маленьких кадетов, убитых в Москве. О Боже, спаси Россию! Это крик души и днем и ночью — и все в этом для меня — только не этот постыдный ужасный мир… Я чувствую, что письмо мое глупо, но я не привыкла писать, хочу столько сказать и не могу. Я надеюсь, ты получила мое вчерашнее письмо через Марию Феод. — дочку. Как хорошо, что ее муж занимается твоим лазаретом. Вспоминаю Новгород и ужасное 17 число, и за это тоже страдает Россия. Все должны страдать за все, что сделали, но никто этого не понимает…
Я только два раза видела тебя во сне, но душой и сердцем мы вместе и будем вместе опять — но когда? Я не спрашиваю, Бог Один знает. Благодарю Бога каждый день, который благополучно прошел. Я надеюсь, что не найдут эти письма, так как малейшая неосторожность заставляет их быть с нами еще строже, т. е. не пускают в церковь. Свита может выходить только в сопровождении солдата, так что они, конечно, не выходят. Некоторые солдаты хорошие, другие ужасные. Прости почерк, но очень торопилась и на столе мои краски и т. д. Я так рада, что тебе нравится моя синяя книга, в которую я переписывала…
Ознакомительная версия.
