Он умер в Духов день, это был самый холодный Духов день за последние 50 лет. Г. Х. Харди пытался покончить жизнь самоубийством в 1946 году после семи лет отсутствия творческой деятельности. Сам Алан признавал, что у него было вдохновение в 1935 году, потом же ему было очень тяжело сохранять этот уровень. После смерти Кристофера Моркома вдохновения к нему приходило лишь раз в пять лет: машина Тьюринга в 1935-м, Энигма в 1940-м, ACE в 1945-м и морфогенетический принцип в 1950-м.
В каждом случае ему не становилось скучно или его не настигало разочарование от предыдущей работы, он просто чувствовал, что исчерпал все, чего мог достигнуть. Он беспокоился, что его будут характеризовать по его репутации. Поэтому в 1954-м или 1955-м ему было бы необходимо найти новое занятие. Но к июню 1954-го время для отчаяния не было.
Возможно, его работа над морфогенетикой оказалась слишком трудоемкой. Он так и не смог достигнуть поставленных целей. Но в то же время он не показывал, что потерял к теме интерес.
Летом 1953 года он взял студента Бернарда Ричардса (до этого был еще один студент, но он не смог ничего достичь). Ричардс занимался детальным вычислением модели узоров на сферических поверхностях. Он даже разработал несколько решений для уравнений Алана.
Между ними существовали лишь рабочие отношения, но несмотря на это Ричардс был уверен, что никаких изменений в работе Алана не было до самого конца. Тогда Алану не нужно было доказывать правильность или неправильность теории. На этом уровне он мог работать над разными идеями в химии и геометрии и наблюдать, куда они его заведут. Он оставил массу подробных материалов, некоторые он собирал в форме статей, другие – в качестве примеров, третьи распечатывал, но понятны они были только ему. Типичными исследованиями на время его смерти были – «Амплитуда волн в значительной степени зависит от концентрации V «яда».
В своей манере он называл химические вещества, которые препятствовали росту, «ядом» – прикосновением смерти. Он продолжал:
«Если величина R мала, это значит, что яд очень быстро распространяется. Это уменьшает его контроль, если U производятся в больших количествах и скапливаются группами, то яд распространится дальше, тем самым помешает увеличиться количеству U в соседних участках. А если величина R будет слишком большой, тогда это может помешать формированию гексагональной решетки».
Все эти наблюдения были сделаны из «схемы развития ромашек». Он в буквальном смысле наблюдал, как растут ромашки, не только исследуя 15 растений, как он это делал с Джоан Кларк в 1941 году, но и работал на своей машине. Но были и другие исследования под названиями «Еловая шишка», теория KJELL (ЧЕЛЬ), которая затрагивала другую форму его уравнений и которые были связаны с программами KJELLPLUS(ЧЕЛЬПЛЮС) и IBSEN и другими скандинавскими названиями. Это все выходило за рамки того, что он писал в своем материале, поэтому перспектив для работы было достаточно.
Вместе с Робином они работали над теорией типов, и в планах было создание совместной работы на эту тему. Также он написал довольно известную статью о проблеме тождества слова, которая появилась в начале 1954 года в книге Science News (Вести Науки) издательства Penguin. Русский математик Петр Сергеевич Новиков заявил, что проблема тождества для групп слов не имеет четкого, установившегося решения. Алан писал об этом в своей статье, а также связал это с некоторыми вопросами топологии, показывая, что проблема выбора, состоящая в определении идентичности разных групп слов, это, в сущности, и есть проблема тождества. Эти факты были актуальны и, по сути, предвосхитили появление полного обоснования заявления Новикова. Интерес к решению проблем не пропадал у него до последнего дня. Например, последнее письмо к Робину, датированное маем 1954 года, в котором вообще-то речь шла о некоторых идеях и намерениях Робина вернуться к обсуждению доводов Геделя, заканчивается следующими строками: «Вновь обратил внимание на вопрос о радуге. Может это и может положительно отразиться на звуке, но с электричеством это провал. С любовью, Алан». А дело вот в чем: как-то прогуливаясь по лесу Чарнвуд, что близ Лестера, они наткнулись на удивительное явление – двойную радугу, и Алан просто настаивал на исследовании этого феномена. На то должна была быть веская причина.
Если он и искал что-то новое, то это, скорее всего, касалось теоретической физики, которой он не занимался с 1930-х годов двадцатого столетия. Еще до войны в беседе с Алистером Ватсоном Тьюринг выказывал свой интерес к спинорам, которые возникли в новой квантовой теории элементарных частиц и уравнении Дирака, и в последний год жизни он так же занимался исследованием алгебраических принципов вычисления спинора. И то, что он прежде определял как «источники», превратилось в «типовой источник». Он также интересовался идеями Дирака в области гравитации и космологии, предложенными к рассмотрению в 1937 году, согласно которым гравитационная постоянная подвержена изменениям в зависимости от возраста Вселенной. Однажды обедая с Тони Брукером, Алан задал ему следующий вопрос: «Как думаешь, мог бы палеонтолог по отпечатку следа вымершего животного определить, соответствовал ли вес животного норме и среднему весу этого вида того времени?». Так и в вопросе квантовой механики, к официальной теоретической версии, которой он всегда относился с недоверием, в Тьюринге вновь проснулась заинтересованность в основах этой дисциплины. Он обнаружил противоречие в стандартной интерпретации квантовой механики, представленной фон Нейманом, а именно отметил, что в случае постоянного наблюдения за квантовой системой, понадобилось бы неопределенное количество времени, чтобы отметить эволюционные изменения, произошедшие в ней, а говоря о наблюдении, ограниченном по времени, – невозможно было бы получить плоды эволюции вовсе. Таким образом, стандартный подсчет в основе имел лишь предположение, подразумевающее, что таинство «наблюдения» происходило в определенные интервалы времени.
Было у него еще несколько еретических идей, которыми он делился с Робином: «Те, кто занимается квантовой механикой, всегда имеют дело с бесконечным множеством измерений, не думаю, что мне нужно так много – хватит и сотни, или около того, и этого будет вполне достаточно, не так ли?» А как вам такой вариант его идеи: «Описание должно быть нелинейным, а функция прогнозирования – линейной». Его всплеск интереса к фундаментальной физике был вполне своевременным, ведь уже в 1955-м новая волна изучения и развития теории относительности сменила полный штиль военного времени в этой сфере. Интерпретация квантовой механики, слегка видоизмененная в сравнении с работой фон Неймана 1932 года, так же требовала новых идей и решений, и помимо всего прочего отчасти совпадала с его личным мнением по данному вопросу.
