Ознакомительная версия.
Антипасха, 30 апр<еля>
Был на ранней обедне ради имеющих быть проводин графа. Однако ж проводимый не скоро явился. Я уже успел и пообедать. На память маленькому графу Евграфу{94} я подарил чернильного амура. С сожалением немалым расстался с любезнейшим Павлом Евграфовичем и, расставшись, еще ходил в бурсу и трубою провожал его по разливам Днепра, пока не потерял из глаз. Если б таких людей побольше было на свете!.. Отправил слово на 3-е мая к о. ректору с просьбою поместить его в «Воскресном чтении». Задумав дополнить «Круг» еще проповедию на Лазареву субботу, начал писать ее после всенощной.
Понедельник, 1 мая
По приглашению именинника, мы с о. Иоанникием в 5 часов взяли костыли в руки и в 8-м пришли в Феофанию, где, сверх чаяния, не нашли еще никого, исключая ребят, Константина и Осипа{95}, из коих первый, от нечего делать посвятил себя в стихарь. Через полчаса послышался стук экипажа, и я ударил в колокол чести ради велепреподобного именинника. За обеднею я пел, а о. Иоанникий дополнял мое пение воображением. После молебна и панихиды по братии, пили чай и обедали. С нами был и Николай Константинович{96}. Потом прохаживались по горам и удольям. За сим следовали чай с быком и т<ому> под. Выехали восвояси уже по закате солнца, и дорогою еще не раз покланялись Апису{97}. День очень приятный. А Петро таки не явился к сроку.
Вторник, 2 мая
Бык мычал в голове целую ночь и целое утро. От ранней до всенощной и от всонощной до 12-ти часов ночи писал проповедь на Лазаря.
Среда, 3 мая
Служил раннюю обедню. Тщетно прождав инспекторского экипажа, на биржевом уехали с о. Аникою{98} в Лавру. По пути я взял из типографии проповедь{99}. Поспели еще вовремя. Пели Херувимскую. В свое время проголосил проповедь, выходил на молебен, у Владыки закусывал и в трапезе обедал. Назад с тем же аввою возвратились пешие. Напрасно еще целый день ждал негодного парня. Уж начал думать: не случилось ли чего?
Четверток, 4 м<ая>
Кончил к совершенному удовольствию последнюю проповедь первой части «Круга». Кстати, приехал и Петро с своей матерью. Давай же мы совещаться о том, как поступить. От П<етра>, как от рыбы ничего не допытаешься, а матушка только охает да плачет. Ну, так Бог с вами! Что мне вас насильно брать на шею себе. Хоть и тяжеловато ехать одному, зато для души легче.
Пятница, 5 ч<исла> м<ая>
Полагаю, что занят был перепискою Душеполезной Четыредесятницы. Петро с материю продолжают вздыхать… Бедное положение матери! Одна дочь убежала и живет теперь на Кавказе. Другой сын вздумал ехать за границу. Третье дитя не подает особенной надежды… Жаль, а потому предоставляю действовать по совершенной свободе. Неприятно только то, что питомец мой, на которого столько расточено сил моих, душевных и телесных, не высказывает при этом ни малейшей черты привязанности ко мне…
Суббота, 6 мая
Класс препятствует поздравить именинника. Пусть он живет, пока вырастут новые зубы!.. После обеда мать Петрова собралась домой, и, когда я просил дать решительный ответ, молчание сына и холодность сына показали мне, что между ими и мною дело кончено. На этом я и простился со старушкою, пожелав ей много лет жить и радоваться о своих детях. Сам лег спать. Перед всенощною они опять явились, и Петр желал докончить дело, хотя я уже кончил прежде. Тут я уже сказал ему, что после того, как он не высказал передо мною желания быть при мне, то теперь, хотя бы и просил о том, я не возьму его с собою. Это его опечалило, и он стал просить. Мне, разумеется, жаль было расстаться с ним, и я рад был его просьбе, хотя уже и не совершенно свободной и вседушевной. Я еще раз выставил ему на вид все, что связывается предвидимого и непредвиденного с его решимостью ехать со мною, и сказал решительно, что не иначе возьму с собою его, как если он признает себя моим сыном и отдастся в совершенную мою волю. Все это он повторил слово в слово и со слезами поклонился мне в ноги. Я его благословил, обнял и поцеловал как сына. Мать смотрела на все это и плакала. Так, к общему всех нас успокоению, кончилось это немалотревожное дело! Я, признаюсь, не ожидал встретить тут даже и самого малого затруднения. Издавна знал, что Петр готов был ехать куда бы то ни было при первом случае, и, сколько раз я ни вызывал стороною на новую поверку его образ мыслей об этом, всегда он был себе верен. Даже еще не так давно, когда он узнал, что о. Феофану вышло утверждение ехать в Рим, то говорил: «если б мне пришлось куда-нибудь (хотелось сказать: туда же) поехать?..» Что ж? сказал я. Вот просись и поезжай с батюшкой! – «Э?.. если б вы поехали… Попроситесь, чтоб и вас туда же назначили». – А ты поехал бы со мною? – «Хоть сей час!» – А учиться? – «Учиться везде можно!» Надобно было мне тогда прибавить: а матушка? Но знаю, что бы он сказал на это. – Ну, как бы то ни было, теперь он мой и мой совершенно! И как мы жили вместе и служили один другому, так (если Бог благословит) и в Греции будем жить друг для друга. Отрадное и утешительное представление для меня, странника! Простившись с матушкою до времени, ушел на всенощную. Вечером еще много много говорил с Петром. Но негодный в результат всего сказал мне: «какие вы чудные!» – Ну!?!?!
Воскресение, 7 мая
Служил, вероятно, раннюю обедню. Прочих обстоятельств дня не могу припомнить. Вечером, конечно, была всенощная и правилась в академической церкви. Предполагали, что Владыка будет завтра служить, но оказалось, что обойдемся и без него. Только бедного Василия Ив<ановича> Трейерова{100} о. ректор истревожил напрасно проповедию.
Понедельник, 8 ч<исло>
Служили обедню с своим настоятелем, у которого потом закусывали, а кой кто и обедал. Вечером опять всенощная.
Вторник, 9 мая
Перед обедней получили известие о том, что Владыка получил Владимира 1-ю степень и желает принять поздравление от академии в Никольском монастыре. Мы и без того приглашены туда на обед. К концу тамошней обедни мы действительно собрались по назначению и поздравили старца Божия с радостью, которой ему еще недоставало. Он был весел и за столом изъявил некое удивление, что получить награду и отпраздновать ему пришлось в монастыре о. Антония{101}. Услужливый Петр Павлович{102} досказал пророчество… Пошлая комедия! – Жаль Преосвященного викария! Заметно, он был не весел.
15-го числа ездил с о. Нектарием в Феофанию.
Среда, 17 мая
Преполовение Пятидесятницы. У нас, не весть чего ради, сегодня не учатся. Ходил на позднюю обедню. У Льва святил воду Преосвященный викарий. Больше не знаю, что записать.
Пятница 19 ч<исло>
После обеда явился с палицею чернец михайловский и стащил меня с постели. Разбой, да и только. Только что мы кончил и с ним по чаю, неожидан но позвали ко всенощной. Долго искали мы, что за праздник завтра и недоискавшись, пошли в Михайловский. Там узнали, что завтра тезоименитство в<еликого> князя Алексия Александровича{103}. Немедля я возвратился восвояси.
Суббота, 20 мая
Был в классе. На всенощную ходил в семинарскую церковь слушать пасхальный канон, особенного напева. Напев этот – тот самый, который я слышал назад тому 19 лет в Перми{104}. Необыкновенно нежный и гармонический, он мне невольно напомнил старое время молодости, и я умилился. После службы заходил к о. Нектарию на чай.
Воскресение, 21 мая
Был на поздней обедне. Выходил на молебен. Вот и все мои нынешние дела. С Данилою{105} передал о. Феодору Борщаговскому{106} желание служить в его церкви во вторник. На Софийский собор{107} сегодня поднимали, вновь через огонь вызолоченные, кресты.
Понедельник, 22 <мая>
Непосредственно после заутрени пошел в Лавру. Погода была великолепная. Утро превосходное. В саду несказанно любовался красотами расцветающей природы и положил твердую мысль при досуге афинском писать: разговоры о жизни человеческой. В Лавре отстоял беззвонную, у о. Поликарпа{108} пил чай и поучался многому кое-чему об Афинах. На обратном пути, вероятно, заходил в Михайловский и советовался на счет завтрешней поездки.
Вторник, 23 <мая>
После заутрени собирался с припасами и часов в 7-м явился к о. Макарию{109}. С ним уехали в Борщаговку{110}. На сей раз я нашел все приготовленным по своему желанию. Отслужил обедню и панихиду о миленьком дружке{111}. К сожалению, обедню служил нехорошо, по непривычке, без диакона не раз ошибался, не умея поставить дискоса на голову перед великим выходом, оплошал и уронил пол-агнца на пол и т<ак> далее… Кончив служение, с аввою и о. Феодором{112} пили чай и обедали. Потом до самого вечера катались с чернецом на лодке по пруду. Пили чай и веселехонько отправились восвояси, по закате солнца. Возвратившись домой, я узнал, что без меня приезжали ко мне в гости отцы миссионеры лаврские, Амвросий и Поликарп. Жаль!
Ознакомительная версия.
