В один прекрасный день, когда папа пришел нас забирать, его карманы были набиты деньгами. Он купил нам ковбойские шляпы, кожаные жилеты с бахромой, после чего мы ели стейки в ресторане с нагонявшим ледяной воздух кондиционером и миниатюрными jukebox’ами, т. е. автоматами для проигрывания музыки, на каждом столике. Когда папа выиграл в следующий раз, он заявил, что нам пора начинать жить, как живут богатые плейбои, и отвел нас в ресторан, похожий на бар из ковбойских фильмов. Внутри ресторана все было украшено предметами эпохи Золотой лихорадки. За роялем сидел мужчина, одетый в рубашку с резинками на рукавах, а официантка в пышном платье и длинных перчатках зажигала папины сигареты.
Папа сказал, что на десерт мы будем есть что-то исключительное. Официантка вкатила тележку с тортом из мороженого и зажгла его. Все в ресторане перестали есть и посмотрели на горящий торт из мороженого. Языки пламени медленно «облизывали» торт и были похожи на ленты. Все зааплодировали, а папа схватил официантку за руку и поднял ее вверх словно рефери, поднимающий на ринге руку победившего боксера.
Через несколько дней папа вместе с мамой пошли играть в блэкджек, но практически немедленно вернулись. Папа сказал, что один из крупье вычислил его систему, при помощи которой он пытается обыграть казино, и сообщил об этом кому следует. Настало время снова «валить».
Папа говорил, что надо уехать как можно дальше от Лас-Вегаса, потому что на сей раз за нами будет охотиться мафия, контролирующая этот игорный город. Мы поехали на запад через пустыню и потом через горы. Мама сказала, что нам надо хотя бы раз в жизни пожить на побережье Тихого океана, и мы доехали до Сан-Франциско.
Маме не улыбалось жить в отелях для туристов на Рыбацкой пристани.[8] Она говорила, что это не настоящий Сан-Франциско, поэтому мы поселились в районе Тендерлойн,[9] где было много матросов и женщин с переизбытком косметики на лице. Папа назвал наш отель «гадюшником», но мама говорила, что это SRO. Я спросила ее, что значит SRO, и она ответила, что это сокращение расшифровывается как special residents only – только для особых гостей.
Мама с папой уходили на поиски инвесторов для Искателя, а мы оставались в отеле. Однажды я нашла коробок деревянных спичек. Я отнесла его в наш номер и заперлась в туалете. Там я отмотала туалетной бумаги, зажгла ее и бросила в унитаз. Мне казалось, что я даю огню жизнь, а потом эту жизнь отнимаю. Потом у меня появилась новая идея. Я накидала бумаги в унитаз, зажгла ее и после того, как пламя разгорелось, спустила воду в унитазе.
Через несколько дней после этого я проснулась ночью от того, что было нечем дышать. Я почувствовала запах дыма и увидела за окном пламя. Сперва я не поняла, где горит – снаружи отеля или внутри, но потом увидела, что занавески в комнате пылают.
Родителей в номере не было, а Лори и Брайан крепко спали. Я хотела закричать, но не смогла произнести ни звука. Я хотела потрясти их, чтобы разбудить, но не была в состоянии пошевелиться. В это время пламя разгоралось все сильнее и яростней.
Вдруг открылась дверь комнаты, и я услышала голос папы. Лори с Брайаном проснулись и побежали к нему. Я продолжала сидеть в кровати и с ужасом ждала, когда загорится мое одеяло. Папа схватил меня, обернул одеялом и бросился вниз по лестнице, одной рукой держа меня, а другой Лори и Брайана.
Папа вывел нас на улицу, завел в бар напротив отеля, а сам бросился помогать тушить пожар. Официантка с ярко-красными ногтями и черными как вороново крыло волосами спросила, что мы будем пить. Coca-Cola или, черт возьми, может и пива, ведь мы только что чуть не погибли. Брайан и Лори заказали Coca-Cola, а я попросила «Ширли Темпл»[10]. Именно этот напиток папа заказывал мне, когда мы были в баре. Приняв мой заказ, официантка почему-то рассмеялась.
Посетители в баре острили по поводу того, что все выбегающие из горящего отеля женщины были голыми. Я была в трусах, поэтому только плотнее завернулась в одеяло и пила свой напиток. Потом я захотела подойти поближе к отелю, чтобы посмотреть на пожар, но официантка меня удержала, поэтому я залезла на стул и стала смотреть в окно. К тому времени уже приехали пожарные. Их машины с мигающими огнями стояли на улице, и люди в черных прорезиненных плащах заливали огонь водой из брандспойтов.
Я задумалась о том, был ли пожар как-либо связан со мной. Папа говорил, что между людьми и явлениями существует взаимосвязь. Однажды я уже сильно обожглась, когда варила сосиски, потом жгла в туалете отеля бумагу, а вот теперь загорелся и сам отель. У меня не было ответов на все эти вопросы, я твердо знала одно – я живу в мире, где пожар может начаться в любой момент. Значит, я всегда должна быть начеку.
После пожара в отеле несколько дней мы прожили на пляже. Если откинуть спинки сидений Зеленого товарного вагона, то получалось достаточно места для того, чтобы все улеглись. Правда, чьи-нибудь ноги обязательно утыкались мне в нос. Однажды ночью к нашей машине подошел полицейский. Он постучал в окно и сказал, что мы не можем парковаться на пляже. Полицейский был очень вежливым и даже нарисовал нам карту, на которой обозначил место, где мы могли переночевать, чтобы нас не беспокоила полиция.
Когда полицейский ушел, папа назвал его гестаповцем и человеком, который получает удовольствие от того, что диктует, как другие должны жить. Папе надоела цивилизация. Вместе с мамой они решили вернуться в пустыню, продолжить поиски золота и забыть о поисках стартового капитала для производства Искателя. «Города – это могила», – так выразился папа.
Мы выехали из Сан-Франциско и направились в сторону пустыни Мохаве. Около Орлиных гор мама попросила папу остановить автомобиль, потому что у дороги она заметила одно любопытное дерево.
Это была старая юкка коротколистная. Дерево стояло на границе пустыни и гор – в таком месте, где постоянно дуют ветра, поэтому росло не вверх, а в направлении преобладающих ветров. Казалось, что наклоненное дерево вот-вот упадет, хотя на самом деле корни твердо держали его в земле.
Мне эта юкка показалась совершенно омерзительным созданием. Она выглядела странной и чахлой, застыв в закрученном и искаженном положении. Глядя на нее, я вспомнила предостережения взрослых о том, что не надо корчить гримасы – гримаса может на всю оставшуюся жизнь исказить лицо. Но мама считала, что эта юкка – одно из самых красивых деревьев, которое ей довелось видеть, и решила ее нарисовать. Пока она ставила мольберт, папа проехался вперед по дороге и увидел небольшое поселение из покосившихся сараев и караванов-автоприцепов. Это поселение называлось Мидленд. На одном из домишек красовалась надпись «Сдается». «Да какая разница? – подумал папа. – Это место ничем не хуже, чем все остальные».
Дом, который мы сняли, был построен горнодобывающей компанией. Это было белое здание из двух комнат со скошенной крышей. Деревьев в округе не было, и прямо от крыльца начиналась пустыня. По ночам в округе выли койоты.
Первые несколько ночей в Мидленде койоты не давали мне спать. Я лежала в кровати, слушала их вой и другие ночные звуки: ящериц, копошащихся в кустарнике, и мотыльков, бьющихся об оконное стекло. Однажды ночью я услышала еще один странный, идущий от пола звук.
«Мне кажется, что у меня под кроватью кто-то есть», – сообщила я Лори.
«У тебя слишком богатое воображение», – ответила мне Лори, которая всегда говорила как взрослые, когда ей мешали или надоедали.
Я старалась быть храброй, но мне казалось, что я действительно что-то услышала. Потом в свете месяца я подумала, что заметила на полу какое-то движение.
Я прошептала: «Там кто-то есть».
«Спи», – ответила Лори.
Схватив для защиты подушку, я бросилась в соседнюю комнату, в которой папа читал.
«Ну, что случилось, Горный Козленок?» – спросил папа. Это прозвище я получила за то, что никогда не падала и не теряла равновесия, когда мы вместе лазали по горам.
«Вполне возможно, что ничего, – ответила я. – Просто мне показалось, что я кого-то увидела в спальне». Папа вопросительно поднял брови. «Но все это может быть плодом моего богатого воображения».
«А ты его хорошо рассмотрела?» – поинтересовался папа.
«Нет, не очень».
«Это был этакий большой волосатый сукин сын с огромными зубами и когтями?»
«Точно!»
«У него ушки на макушке и горящие, как уголь, глаза, а взгляд мерзкий-премерзкий?»
«Да, да, да! Ты его тоже видел?»
«Еще бы! Это хорошо известный мне Чертенок».
Папа сказал, что он уже давно гоняется за этим Чертенком. Чертенок уже понял, что с Рексом Уоллсом ему лучше не связываться, но теперь, видимо, решил начать терроризировать его маленькую девочку. «Дай-ка сюда мой охотничий нож», – попросил папа.
Я принесла папе нож из синей немецкой стали с рукоятью из резной кости, а мне он дал разводной ключ, и мы пошли искать Чертенка. Мы посмотрели под кроватью, где я его видела, но никого там не нашли. Потом мы осмотрели весь дом: под столом, в темных углах кладовки, в ящике с инструментами и даже на улице в мусорном баке.
