Ознакомительная версия.
1983; 1986
Знакомая картина:
Казенный кабинет,
Работает машина
С названьем — худсовет.
Сидят на стульях члены
Союзов всех мастей,
А самый главный член
В почете у властей.
Федя, наливай...
Знакомая картина —
Шедевр застойных лет...
Но кто вернет нам силы,
Что отнял худсовет?
Каким счастливым раем
Оправдан опыт проб —
Полжизни выживаем,
Полжизни смотрим в гроб.
Федя, наливай...
Знакомая картина —
Седая голова,
В ушах звенят слова:
«Не профессионально.
Расформировать.
Ваше образование? Нет?
До свиданья.
Спасибо за внимание!»
Федька, наливай...
4.Х. 1988
Сцена,
Я продирался к тебе сквозь дремучие джунгли закона,
Что на службе у тех, кто не верит ни
в черта, ни в Бога.
Завязались в узлы мои связки,
Стиснут лоб медицинской повязкой,
А в душе затаилась на долгие годы тоска.
Сцена,
А дорогу к тебе преграждала нечистая сила
И того, кто ей душу запродал, — превозносила.
Раздавая чины и награды
Тем бездарным, пронырливым гадам,
Настоящих и неподкупных сводила в могилу.
Сцена,
Я дошел до тебя. Вот стою и пою наконец-то
И уверен, что занял по праву свободное место.
Ну, а происки слуг преисподни
Не страшны нам с тобою сегодня
Наше время пришло!
Да поможет нам Сила Господня!
1987
Он когда-то был гоним,
Мы на него молились.
Он такие песни пел,
Что в жилах стыла кровь.
А теперь он стал другим,
И песни изменились.
Видно, сдвинулся прицел,
Коль бьет не в глаз, а в бровь.
Этот путь не балует нас,
И он дарован нам не даром.
А успокоенный талант
Не стоит ни гроша.
Этот путь тебя не предаст,
Пока звенит твоя гитара,
Пока горит твоя свеча
И мечется душа.
Он что думал, то и пел
В подъездах и подвалах,
И, конечно, в Москонцерт
Его не звал никто.
А теперь он поумнел,
В больших играет залах,
Но — не тот, не тот прицел,
И он поет не то.
Этот путь не балует нас,
И он дарован нам не даром.
А успокоенный талант
Не стоит ни гроша.
Этот путь тебя не предаст,
Пока звенит твоя гитара,
Пока горит твоя свеча
И мечется душа.
Он дорогою удач
Ушел в другую фазу,
Приструнил свою струну,
Пригладил стиль пера.
И в одной из передач
Какой-то странной фразой
Взял и просто зачеркнул
Все, что писал вчера.
Этот путь не балует нас,
И он дарован нам не даром.
Этот путь тебя не предаст,
Пока горит твоя свеча.
1988
Мы зубами вгрызались в цепи,
Мы ногтями впивались в лед,
Прорывали стальные сети
И взлетали, нас били влет.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Троп проторенных не искали,
Не ходили на компромисс,
Мало ели и плохо спали,
За фортуною не гнались.
А теперь мы с тобой притихли,
Истощили нервный запас,
К неудачам давно привыкли,
А удачи пугают нас.
Ну что ж нам делать с метаморфозой,
Приключившейся с нами вдруг.
Превратилась в скупую прозу
Наша бурная жизнь, мой друг.
И ответил мне друг: «Да брось ты,
Успокойся, не унывай.
Мы с тобой на перекрестке
Просто сели не в свой трамвай».
И ответил мне друг: «Да брось ты!
Успокойся, не унывай.
Ну ты ж помнишь тот перекресток,
Где мы сели не в свой трамвай.
Давай!»
Метаморфоза... Метаморфоза... Метаморфоза..,
1988
Мне говорили то, что все мои стихи
От совершенства бесконечно далеки.
Мне говорили то, что мой вокальный дар
Действует на головы, как солнечный удар.
Ох уж эти мне друзья-товарищи,
Все, все, все, все знающие,
С камушком за пазухой
И с фигой за спиной
И с одной на всех извилиной.
Пусть говорят тебе «доброжелатели»,
Что все твои стремленья — нежелательны,
Ты их не слушай, успокойся и дерзай
И всех «доброжелателей» подальше посылай!
Ох уж эти мне «доброжелатели»,
Прорицатели, советодатели,
С камушком за пазухой
И с фигой за спиной
И с одной на всех извилиной.
Мне говорили то, что все мои стихи
От совершенства бесконечно далеки,
Мне говорили то, что я не то пишу,
А я стою — пою, пишу, играю и пляшу,
Мне говорили то, что я не так дышу,
А я стою — пою, дышу, играю и пляшу,
Мне говорили то, что я не то пишу
А я пою, пишу, дышу, играю и пляшу.
Вот так.
1988
Я столько грез посеял
И столько нервов сжег,
Пока к заветной цели
Сквозь все преграды шел,
И вот пришел отчасти
И посмотрел вокруг,
Но ожидаемого счастья
Не обнаружил вдруг.
Завтра уеду,
Махну на все рукой.
Завтра уеду
Искать покой.
Завтра уеду,
Лягу на грунт.
А те, кто знал меня,
Простят и все поймут.
Уеду!
И кто мог знать в ту пору,
Когда душа рвалась
Скорее взмыть на гору
С названием «Парнас»,
Что на вершине этой
С протянутой рукой
Мне суждено стоять и петь:
«Подайте на покой». Ой.
Завтра уеду,
Махну на все рукой.
Завтра уеду
Искать покой.
Завтра уеду,
Лягу на грунт.
А те, кто знал меня,
Простят и все поймут.
Уеду!
Уеду! Брошу все и уеду! Надоело! Достаточно!
Уеду!
1990
Ознакомительная версия.