«Во время одной из бомбежек из дымящихся руин выскочил человек с обожженной головой. Одно штанина его была оборвана, на колене кровоточила большая рана, один глаз висел около носа. Он прохрипел что-то вроде: «Помогите…» — и упал. В помощи он уже не нуждался…
Фронтовой быт… Он был очень тяжелый. Часто шли дожди. Никаких землянок не было. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя…
Месяцами были лишены возможности поменять бельё или искупаться. Вшей было множество…
С водой было плохо. Во фляги набирали дождевую воду из воронок и клали туда для дезинфекции 2–3 таблетки хлорки…
17–18 мая противник прижал нас к берегу Керченского пролива. Велся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки — руки, головы, человеческие ноги…
С пирса было видно, что в морской воде находится большое количество трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто был в шинели, а кто в ватнике. Это были убитые или утонувшие наши люди.
Была небольшая волна, и создавалось впечатление, что они как бы маршируют. Страшная картина…»
Потом была борьба в Крыму. Со слов ветерана, большую помощь немецким войскам там оказывали татары. Они хорошо знали горную местность. А потому помогали гитлеровцам выслеживать и убивать партизан, выявляя их замаскированные склады с оружием и продовольствием. Часты были случаи, когда без всяких оснований они расстреливали людей только за то, что те были русские.
«Со мной также произошел в Крыму памятный случай в октябре 1942 г. При отходе от Перекопа наш батальон остановился в селе Изюмовка, километрах в двадцати севернее Феодосии. Утром батальон снялся и ушел, а мы с комиссаром Ковальчуком задержались.
Я зачем-то зашел в сарай, там на меня неожиданно напал здоровый татарин и стал душить. Завязалась драка. На шум прибежал комиссар Ковальчук и, изловчившись, застрелил татарина…
Считаю правомерным решение Сталина о высылке татар за их многочисленные злодеяния…»
Из Крыма Иванов, назначенный старшим оперуполномоченным 4-го отделения Особого отдела отступающей 51-й армии, шел степями через Ростов к Дону, чтобы потом окунуться в Сталинградское пекло.
«Бои летом 1942 г. были горячими, в прямом и переносном смысле. Вспоминается такой случай. Однажды мы задержали одинокого человека — пожилого, интеллигентного вида, одетого в деревенские штаны, рубаху и лапти. В руках он нес висящий на веревочке горшок с водой. Спрашиваем его: кто он такой?
Отвечает:
— Я, такой-то, командир дивизии. Дивизия была разбита в степях под Ростовом. Из личного состава многие погибли. Другие разбрелись кто куда.
Спрашиваем:
— Нак вы докажете, что являетесь командиром дивизии?
Старик тяжело вздохнул, сел прямо на землю и снял лапоть. Из-под стельки он достал удостоверение личности, партбилет и звезду Героя Советского Союза.
Мы не имели времени заниматься его проверкой, сказали только, чтобы он шел в направлении Сталинграда. Снабдили его картой, дали покушать…
Это было действительно опасное время для страны.
28 июля 1942 г. Сталин подписал тяжелый, но объективно необходимый приказ № 227, широко известный в народе под названием «Ни шагу назад». В приказе была заложена великая мобилизующая сила. В целом этот документ личным составом одобрялся. Он был большим подспорьем и для военных контрразведчиков».
Вот основной текст приказа № 227:
«Враг бросает всё новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвётся вглубь Советского Союза, захватывая новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население. Бои идут в районе Воронежа, на Дону, на юге и у ворот Северного Кавказа. Немецкие оккупанты рвутся к Сталинграду, к Волге и хотят любой ценой захватить Кубань, Северный Кавказ с их нефтяными и хлебными богатствами. Враг уже захватил Ворошиловград, Старобельск, Россошь, Купянск, Валуйки, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, половину Воронежа. Части войск Южного фронта, идя за паникерами, оставили Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором.
Население нашей страны, с любовью и уважением относившееся к Красной Армии, начинает разочаровываться в ней, теряет веру в Красную Армию, а многие из них проклинают Красную Армию за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей, а сама утекает на восток.
…Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше — значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину.
…Из этого следует, что пора кончить отступление.
Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв.
Надо упорно, до последней капли крови защищать каждую позицию, каждый метр советской территории, цепляться за каждый клочок советской земли и отстаивать его до последней возможности.
Не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. В этом теперь наш главный недостаток. Мы должны установить в нашей армии строжайший порядок и железную дисциплину, если мы хотим спасти положение и отстоять Родину.
…Паникеры и трусы должны истребляться на месте.
Отныне железным законом для каждого командира, красноармейца, политработника должно являться требование — ни шагу назад без приказа высшего командования.
Командиры роты, батальона, полка, дивизии, соответствующие комиссары и политработники, отступающие с боевой позиции без приказа свыше, являются предателями Родины. С такими командирами и политработниками и поступать надо, как с предателями Родины…
…Верховное Главнокомандование Красной Армии приказывает:
1. Военным советам фронтов и прежде всего командующим фронтов:
