class="p1">Тогда ей было чуть более шестидесяти лет, это далеко еще не старость, но выглядела она на все семьдесят: сказывались жизненные невзгоды. К счастью, жизнь забрала у Анны Ивановны лишь красоту, пощадив ее здоровье: первая учительница Рудольфа Нуреева дожила до ста трех лет и умерла в один год со своим прославленным учеником. В 1989-м, когда Нурееву разрешили вернуться в СССР и посетить Уфу, они встретились. Глаза Анны Удальцовой светились искренней радостью. Она обнимала и целовала своего ученика, живо интересуясь его выступлениями.
По воспоминаниям друзей, Удальцова всегда была очень добрым человеком, но в то же время ей был свойственен определенный снобизм. Она относилась к маленькому Рудику хоть и ласково, но все же с пренебрежением, порой называя его «неумытым татарчонком».
Нельзя утверждать, что Нурееву все давалось легко. Напротив! Он был физически слабым мальчиком: сказались недоедание, да в придачу его нелюбовь к играм на свежем воздухе и порой диковатым забавам мальчишек. Так, когда преподаватель велела развести в стороны прямые руки и так делать упражнения, то Рудик долго не выдерживал этой трудоемкой позы, сгибая руки в локтях и поджимая пальцы. Впоследствии у него ушли долгие часы упражнений на то, чтобы наработать мышечную массу и закалить свое тело.
Прозанимавшись с Рудиком некоторое время, Удальцова заключила: ему необходимо ехать в Ленинград, или, как она привыкла называть этот город, – в Санкт-Петербург. Только там он получит желаемое образование, только там его научат мастерству классического танца. Удальцова знала, о чем говорила: в Ленинграде жила ее дочь, и старая балерина каждый год ездила ее навестить и обязательно посещала Мариинку – театр оперы и балета имени С.М. Кирова.
Рудольфу Нурееву было 15 лет, когда произошло событие, существенно изменившее жизнь многих советских людей: в марте 1953 года умер Иосиф Сталин, руководивший страной около четверти века. Мы не знаем, как отреагировал подросток на это событие, но совершенно точно, что он вместе со всеми участвовал в траурных митингах и возложении цветов к многочисленным памятникам «вождю народов». Так было принято.
Для его отца и матери – людей партийных, это, без сомнения, было трагическим событием. Но в то же время в Уфе жило и много ссыльных, а они восприняли смерть вождя совершенно по-другому. Очень может быть, что именно тогда в душе Рудика Нуреева возникли первые сомнения, так ли уж хорош советский строй.
Примерно в это время он совершил свою первую шокирующую выходку – отказался вступать в комсомол. Так он утверждал в своей автобиографии, отзываясь довольно уничижительно об этой молодежной организации: «Все комсомольцы думают одинаково, выглядят одинаково, говорят одинаково». Конечно, это было не так, и комсомольцы в 50–60-е годы в СССР были людьми думающими и активными. Нурееву могли просто отказать в приеме в ВЛКСМ из-за его самовлюбленности и чванства. Но, конечно, танцовщик никогда бы в этом не признался! Он предпочитал верить, что это было его самостоятельное решение. «Мой отказ естественно сделал меня объектом подозрений, сомнительным общественным элементом» [13], – вспоминал он. И это было правдой. На «некомсомольцев» в СССР смотрели косо.
Удальцова во Дворце пионеров дала Рудольфу лишь первые уроки классического танца, а в 1953 году при Уфимском театре открылась уже настоящая балетная студия, где преподавали вышедшие на пенсию солисты оперы и балеты. Нуреев перешел в класс бывшей балерины петербургского Мариинского театра Елены Константиновны Войтович. Ей была присуща особенно изящная пластика и уверенная техника. Войтович исполняла сольные партии и заглавные роли, и могла многому научить талантливого мальчика. К тому же она была не только балериной, но и балетмейстером, и совместно с Халяфом Сафиуллиным ставила балеты: великолепное «Лебединое озеро» Петра Ильича Чайковского, «Горную быль» советского композитора Александра Сергеевича Ключарёва и ряд хореографических миниатюр в традициях русской балетной школы. Уважение к ней Нуреев сохранил на всю жизнь.
Другим его преподавателем стала Загида Нуреевна Бахтиярова – выдающаяся балерина, ранее блиставшая на сцене Уфимского театра. Критики отмечали ее способность к драматическому перевоплощению и артистизм. Занималась с Нуреевым и легенда башкирского балета – Зайтуна Насреддинова, некогда поразившая его грацией и красотой в «Журавлиной песне». Брал он уроки и у ее мужа – Халяфа Гатеевича Сафиуллина, блестящего танцовщика, гордости уфимского театра.
Его учителя понимали его, разделяли его идеалы, поощряли его усилия, а дома продолжалось противоборство с отцом. Рудольф уже окончил среднюю школу. Его ровесники работали или учились, приобретая нужную профессию, а он упорно не желал этого делать, продолжая выступать с танцевальными коллективами Уфы. Бестолковость сына злила и раздражала Хамета. Он постоянно бранил сына и жену – за то, что потакает оболтусу. Очень долго этот человек не понимал, что артист балета – завидная и почетная профессия, продолжая считать сына неудачником. Он не мог оценить адский труд, благодаря которому дается легкость балетных движений, называя Рудольфа лодырем и лентяем.
«С самого своего возвращения и до сегодняшнего дня отец остается в моей памяти как строгий, очень могучий человек с сильным подбородком и тяжелой челюстью, как незнакомец, который редко улыбался, мало говорил и который пугал меня. Даже мысленно я все еще боюсь посмотреть на него прямо» [14], – вспоминал Нуреев.
Обстановка в семье стала более мирной, когда Рудольф получил место статиста в труппе Уфимского театра оперы и балета и принес домой первую зарплату. К тому же он «подрабатывал»: давал в рабочих коллективах уроки народного танца. Набиралось еще 200 рублей в месяц – это уже было немало.
Трудно сказать, как бы сложилась его судьба, останься Нуреев дома. Вполне вероятно, что он бы стал гордостью Башкирии. Ведь во многом благодаря именно усилиям Бахтияровой, Насретдиновой и Сафиуллина сейчас в Уфе существует башкирская балетная школа, признанная во всем мире. Однако тогда она только зарождалась, и не могла удовлетворить амбиции молодого Нуреева.
Летом 1955 года в Москве проходил фестиваль башкирского искусства. Уфимский театр решил «повезти в Москву» национальный балет – «Журавлиная песня», то есть именно тот балет, с которого началось знакомство Нуреева с танцевальным искусством. Однако артист, который должен был исполнять одну из сольных партий, по какой-то причине не смог участвовать в поездке. Семнадцатилетний Нуреев, не колеблясь, предложил свою кандидатуру, хотя партии этой совершенно не знал. Его взяли на гастроли, и он принялся усердно разучивать роль, однако к моменту приезда в Москву перезанимался и получил травму.
Вот как
