11 ч. Босой хожу по всей территории университета — по лужайкам, дорожкам. Вот на почту. Босой и в шортах — так тут многие, и никого не смущает. Естественность. Как человеку удобно — так и хорошо и можно.
Однако надо назавтра лекцию набросать.
13. IX.91. И третий день лекций прошел. Втягиваюсь, успокаиваюсь: что-то будет выходить каждый раз — так чувствую. Настраиваться на урок накануне. А пока — жить. Вот 4 дня свободных пошли: пятница сегодня.
Вчера после лекций на велосипеде часа уже два гонял по зеленым холмам и даже, зазевавшись, в малую аварию попал на перекрестке: спускаюсь с холма — и машина наперерез. Он — за тормоз, я — за руль, свернул его — и упал на правый бок, коленку ободрал да, как оказалось потом, — и ссадину на боку… Человек остановил машину, подошел, помог мне руль вывернуть назад. Но тут выбежала бодрая старушечка из дома рядом и предложила полицию вызвать, составить протокол и чтобы человек мне платил — «за увечье». Я махнул рукой: «май фолт» (моя вина), извинился и уехал — подальше от греха… Но вообще тут — не зевай!
Юз же потом сказал, что тысяч на пять мог бы я наказать беднягу.
Удовольствие начинают доставлять занятия-семинары в русской группе, вольные — как те, что я в 67-м году с аспирантами И МЛ И вел в их общежитии.
Я им дал на сопоставление «У лукоморья» Пушкина и Вступление к «Песне о Гайавате» Лонгфелло — и как много интерес ного с ними в разговоре раскрылось! Что в России уж старые — Кощей, Баба-Яга, Дуб-дерево, тогда как в Америке все молодо- зелено, существование только начинается на пустыре, и кустарники, а не дерево (Листья — у травы — напомнил я им еще и Уитмена). Что у нас — витязи и богатырь, царь и царевна, темница и цепь — все из оперы Государства и Социума. А кот на цепи= поэт на цепи у власти. Что золото не в почете (Кощей умирает над ним), а в Америке Клондайк — пища мечты.
Потом Вступление к «Медному всаднику» читали — и заметили, что город — из стен, без людей. Форсированный гимн Державе. Предложил прочитать поэму к следующему занятию, кто может — по-русски, кто — по-английски: пусть увидят великий диалог Власти и Личности в России.
Позавчера ко мне консультироваться насчет своего диплома подошел Роберт Рич — умный еврей из Лос-Анджелеса. Он на историческом отделении и хочет писать «перестройку» по газетам: «Московские новости» — прогрессивны, «Известия» — центр, «Советская Россия» — консерваторы. Поговорили. Пред ложил ему связать с традицией западников и славянофилов и их законных в России споров. Он в позапрошлом году тут Эпштей- на слушал — как тоже «русского профессора», высоко оценил: тот читал про «идеологический язык» на советчине.
Оказывается, год учебы тут, в Весленском университете, стоит 22 тысячи долларов. Я вздрогнул. Такие деньги платят — и за мой курс! Ирина Алешковская сказала: каждый студент тысяч пять долларов выкладывает, чтобы слушать мой курс. Мне зябко стало: а что же я им даю? Взгляд и нечто… Надо постараться.
Вообще анархизм американской системы образования — не хуже ли савейской запрограммированности? У нас хоть классику и основные знания в науках дают. А тут может Эпштейн читать курс про своих дружков «концептуалистов», и бедные студенты учат Пригова и Рубинштейна, не читавши Лермонтова, Тютчева и Блока… Так что — издержки Свободы… И в итоге такое случайное образование приобретают. Особенно пусто у них сзади, в классике, ибо на современное и на «последний крик» устремлены. Ну и — политика и авангард. А на этом еврейство пенки снимает, раздувая своих, «экс нострис», за счет субстанциальных и серьезных творцов.
Вон и Присцилла дает глубокой русской Маше (другой — Штейнберг. — 9.7.94) на диплом последнюю книжку Битова «Человек в пейзаже». Та читает, морщится.
Зачитался Набоковым о Гоголе в английской книге про «Мертвые души». Вот тебе для Русского Логоса идеальные примеры — из начала их: «не старый, но и не молодой», «не то, чтобы сказать,, но» — и тут многоточие разговора мужиков о колесе… — пустота, простор бесконечный… (Формула Русского Логоса, как я ее вывел: «не то, а…» — 9.7.94).
14. IX.91. Вчера прозвонился домой — и Ларискин голосок: «Папа! откуда ты?» — и из нее душа взвилась мне навстречу, и мое существо все пронзилось. Что сильнее любви родных? Вся кровь, душа, существо — проняты. Рассказала, как трепыхались без меня в деревне: 22 августа поехали все в деревню (мамин день рождения справлять — 50 лет), убрали яблоки и картошку. Щербаков помог, Андрей — он ей полки сделал, и там в деревне сам будет жить после 15-го.
Сейчас Св. в Переделкине до октября; Настя сегодня летит в Мексику к Луису; бабушку вывезли из Рузы; сама Лариса едет одна в Киев на какие-то «мощи»… — вот вдалась в христианство.
Все при деле. Мое государство пока в порядке…
А я тут — свободен — от кровного интереса и зацепления округой. Невесом, не переживаю — так непривычно! Высвобождается интеллект для незаинтересованных наблюдений и изучений.
Вон Юз возил в прошлое воскресенье в русскую церковь, а потом три дня назад батюшка (ирландец!) приезжал освящать его новый дом. И потом за обедом рассказывал свои впечатления о своей русской пастве:
— Легко обижаются! И подозрительны: все им кажется, что что-то не так, что на самом деле что-то не то. Вот я им говорю, одной семье, что в этот час не могу, а они обижаются и подозревают какой-то мотив, заднюю мысль у меня. А у меня просто расписано время на другое дело в этот час… Ну и какие-то интриги между собой…
— Да ведь это микропарламент! — я толковать. — У нас в России, за неимением открытой политической жизни, она на работе и в общинах происходит, в «трудовых коллективах»…
— А вообще русские — дети, подростки, «тинейджеры».
По радио — увертюра Николаи к «Виндзорским проказницам» — с детства, с войны, памятное звучание. Мое подростковое…
А слева — что это скребется? Да белочка по стволу спускается
Вчера Юз возил на «парти»: их знакомая, сербка Елена, замужем за американцем, пригласила, а они и меня подхватили Приехали — просто имение помещичье: дом комнат из 25, двухэтажный, земли — просторы. Живет одна: дети выросли, разъехались, муж переженился, и это — ее. И так естественно это тут — просторно жить людям среднего состояния, какими и мы могли бы быть — интеллигенты, профессора. Она преподает русский язык в университете Коннектикута — тут их много рядом, университетов (колледжей).
И вспомнил запустение моей деревеньки, заросли, избу… Но — на чужой каравай… Да, механична зависть. А органична — привязанность — к родному, малому, где свои. К русскому, бедному, в таком опозоре и разрухе сейчас.
