Ознакомительная версия.
Прямо по коридору дверь вела в огромный светлый зал, где трудились идеологи крылатой ракеты, и люди Раушенбаха были здесь редкими вкраплениями: двигателист Миша Тюлькин, Лариса Комарова, с лёгкой руки Токаря занимавшаяся управляющим маховиком, входящим пока ещё в разряд перспективных разработок. Здесь же, выделяясь пока только ярко-синим мастерским костюмчиком, корпел над диссертацией её будущий муж, известный в последствии космонавт Алексей Елисеев – создатель советской системы управления космическими полётами, а пока просто аспирант, лишь в мечтах тяготевший к раушенбаховской тематике.
«Расширяемся при постоянном объёме», – шутили отдельские остряки. Сидели тогда, где придётся, даже в крохотном кабинетике Валькова – зама Осминина. Зам был очень недоволен соседством и постоянно сетовал на то, что бесцеремонные теоретики оставляют яркие иностранные журналы на столах, смущая строгих вальковских посетителей.
Утро, как правило, начиналось импровизированными летучками. У широкого подоконника окна с видом на КБ Боднарюка возле 39-ой комнаты обменивались свежими сведениями. Любой пятачок мог тогда стать местом обсуждения. Использовался и шумящий зал машины «Стрела». Таких машин в стране пока были считанные единицы. Напоминала она огромное диспетчерское табло, шумевшее как водопад.
«Стрела» была ещё очень несовершенной. Она выполняла всего две тысячи арифметических операций в секунду и требовала холодильного оборудования. Занимала она огромный зал и подходила для приватных бесед с глазу на глаз.
Здесь на наших глазах решилась судьба Виктора Павловича Легостаева, будущего вице-президента королёвской фирмы, пока всего лишь соискателя по тематике крылатых ракет. Под шумящий аккомпанемент вычислительной машины Раушенбах предложил Легостаеву стать его замом, своей правой рукой в деле космического кораблевождения. Легостаев до этого оставался в качестве аспиранта во вне и одновременно внутри растущего раушенбаховского коллектива. Он проявлял крайнюю независимость. На своей защите он позволил себе дерзко ответить на заданный из зала вопрос. Он сказал: «Не только я не понимаю ваш вопрос, вы и сами его не понимаете», что, согласитесь, для соискателя выглядело смело и рискованно.
Защиты тогда были редкостью. На банкете в честь диссертанта в химкинском ресторане «Волга», куда в пузатых винных бутылках из экономии был принесён коньяк, были зачитаны стихи:
«Не расщепил Витюша атом,
Но всё же стал он кандидатом…»
Ядерная тематика тогда была не только на слуху. Она вмешивалась в нашу жизнь. Небрежность Сахарова в задании параметров ракеты для водородной бомбы позволило Королёву получить оплачиваемый заказ на создании «семёрки», ставшей космической лошадкой, вывозящей от первых грузов и ездоков до настоящего времени.
Если от той же проходной НИИ пойти не направо, а налево, то попадёшь на первый стенд управления спутниковой ориентацией. На полифилярном подвесе вращалась платформа с первой системой управления. Это было странное гигантское сооружение. Чтобы избежать влияние соседнего уличного транспорта, на нём работали по ночам и его сотрудники своей молчаливостью, замкнутостью и убеждённостью в своей культовой нужности походили на средневековых звездочётов.
В один из дней осени 1958-го года к НИИ-1 подкатил зим Королёва. Ему и замам его демонстрировали технический задел коллектива Раушенбаха и в первую очередь стенд на полифилярном подвесе с работающей системой управления.
Для управленцев ракетой стенд выглядел несерьезно. И прибывший с Королёвым зам его Борис Евсеевич Черток, чтобы разрядить обстановку, сказал, глядя на стенд: «А если пнуть его ногой?» И этим вызвал скрытое возмущение работников стенда, стендопоклонников, священнодействующих со стендом по ночам.
Рядом со стендом трудились специалисты нового тогда направления – создатели электронных схем на транзисторах. Одного из них помимо Аркадия Звонкова я знал и прежде. Этим вторым был для меня Толя Пациора. Пару лет назад студентами мы вместе с ним плавали в узкой ванне под трибунами открытого плавательного бассейна в Лужниках. Толя был мужественно красив можно сказать западной красотой, под Джемса Бонда, так что в московской парикмахерской, с которой рядом он жил, выставили в витрине рекламой его портрет.
Толя был одним из редких связующих звеньев Лихобор с Подлипками в качестве создателя блока СРБ (счётно-решающего блока), управляющего первой системой космической ориентации и управления движением. Он ездил в Подлипки, куда для ускорения проектная документация доставлялась за пазухой или на животе за поясом, как говорили «животным» путём. Через посты проходной особо секретной королёвской фирмы схемы на миллиметровке выносили, засунув под ковбойку. И однажды при выходе Толю, что называется, засекли. Поднялся шум-гам и под конвоем его доставили к руководителю предприятия – Королёву, который поинтересовался больше сутью схем. Ликбезом дело и закончилось, хотя могло получить обычный для тех времён строгий резонанс.
Никаких ранговых разделений тогда в отделе не было. Начинающий новичок мог оказаться в столовой за одним столом с профессором Раушебахом и порассуждать с ним о чём угодно. Услышать, например, от него, что второе блюдо разумней есть первым, потому что в жидком из-за большей теплоёмкости дольше хранится тепло, и высказать своё «просвещённое» мнение.
Работали и по субботам. Отличием от будней было только то, что столовая была закрыта, а на лестнице главного здания торговали пончиками с повидлом. Всё было обычным и будничным. Необычной была тематика.
Было всё, присущее молодости: увлечения, дружеские пирушки и коллективные застолья, стенгазета, футбольная команда «ЦСКА БВ», гимн отдела, сочинённый остроумным Юрием Спаржиным на мотив «Солдаты в путь»:
Наше дело не уроним
И пойдём своим путём.
Мы в науке Келдыша догоним,
А Петрова обойдём.
А за БэВэ родного
Костями лечь готовы.
Пускай БэВэ зовёт.
Ребята, в поход.
Тогда в НИИ было всего два академика – М.Вс. Келдыш (будущий Президент Академии наук СССР) и Г.И. Петров (будущий директор Института космических исследований). Газеты называли Келдыша Теоретиком космонавтики. В 1961 году его выбрали Президентом Академии Наук СССР, а после смерти в 1978 его бюст установили на аллее героев у ВДНХ, рядом с бюстом Королёва почти по Маяковскому: «после смерти нам стоять почти что рядом».
Были и интересные капустники, в которых обыгрывались насущные темы. В первом для меня, в предновогодние дни моего прихода обыгрывалась отдельская теснота. На сцене странное сооружение из трёх поставленных друг на друга столов. На нижнем можно только лежать, и красивая Валя Голованова предлагала командированному смежнику: «Ложитесь рядом со мной». Сидящего наверху Дмитрия Князева зовут к городскому телефону, и он кубарем скатывается с трёхэтажной высоты.
Ознакомительная версия.
