23 октября состоялась официальная церемония вступления Екатерины Медичи в Марсель, что должно было означать ее официальное прибытие во Францию. Екатерина ехала верхом на коне, так же как и 12 ее фрейлин, но словно желая показать, что и у нее имеется карета не хуже, чем у французской королевы, а верхом она едет лишь потому, что ей так захотелось, она распорядилась, чтобы ее роскошный, обитый черным бархатом экипаж следовал за ней в сопровождении двух конных пажей. Для жителей Марселя это стало незабываемым зрелищем. Затем последовало официальное представление невесты папе Клименту VII. Екатерина распростерлась перед понтификом, целуя его туфли. Когда же она собралась проделать то же самое и перед Франциском I, король поднял и обнял ее, после чего она обменялась объятиями со своим суженым, Генрихом Орлеанским, и его младшим братом, герцогом Ангу-лемским. Заключительным актом церемонии послужил реверанс перед королевой Элеонорой, после чего приступили к роскошному банкету с переменой многочисленных блюд, под музыку и выступление итальянских актеров. Спустя четыре дня наконец-то был официально подписан брачный контракт.
28 октября в соборе Марселя папа лично совершил обряд венчания, дав свое благословение жениху и невесте. На голове Екатерины, облаченной в роскошное парчовое платье, сверкали бриллианты и красовалась герцогская корона, что, однако, не произвело должного впечатления на французов, продолжавших думать, что Франция мало приобрела, соединив брачными узами королевского отпрыска с купеческой дочерью, которая к тому же не отличалась красотой и, как вскоре обнаружилось, была не столь уж и богата. На брачном пиру Екатерина сидела между своим супругом и дофином во главе длинного стола, предназначенного для кардиналов. Король и папа гордо восседали за особым столом. За третьим столом блистало созвездие дам, среди которых выгодно выделялась Диана де Пуатье.
После свадебного пира королева Элеонора в соответствии с протоколом проводила новобрачную в опочивальню, где вскоре появился и Генрих. Несмотря на юный возраст новобрачных (им обоим было по 14 лет) папа Климент настоял на незамедлительном осуществлении брака, дабы исключить возможность последующего его аннулирования под предлогом того, что фактически он не осуществился (не очень-то он и доверял Франциску I). На следующее утро папа лично удостоверился, что брак свершился, и затем в течение месяца каждый вечер с видом не столько благочестивым, сколько фривольным, благословлял новобрачных в их постели, надеясь, что Екатерина забеременеет, тем самым дав ему дополнительную гарантию нерасторжимости брака, заключенного по политическому расчету Так и не дождавшись желаемого, он с чувством легкого разочарования отправлялся в Рим, на прощание благословив Екатерину и дав ей совет: «Разумная девушка всегда найдет возможность заиметь ребенка», подразумевая, что все средства хороши для женщины, желающей забеременеть. Однако Екатерина не вняла его наставлениям, сохраняя верность супругу, которого любила. Ее добродетель осталась незапятнанной, что для того времени было делом почти неслыханным, особенно при французском дворе. Ребенок у Екатерины появится лишь спустя десять лет.
Климент VII отбывал в Италию, довольный и теми обещаниями, которыми они обменялись с французским королем (и которые сам он даже не собирался выполнять), и тем, что брак молодоженов фактически совершился. Вместе с ним возвратился в Рим и Ипполито, и Екатерина более не видала их: спустя два года оба они отправились в мир иной.
Глава вторая.
ГЕРЦОГИНЯ ОРЛЕАНСКАЯ
Екатерина столкнулась с непростой задачей — приспособиться к новым для нее, непонятным и во многом чуждым ей нравам и обычаям французского двора. Она была здесь чужой, о чем постоянно напоминало ей окружение, в которое забросила ее судьба. Это окружение отвергало и презирало ее. Ей предстояло не только научиться понимать французский народ, но и постараться заслужить если не любовь, то, по крайней мере, терпимое отношение с его стороны. Задача почти неразрешимая, учитывая, сколь враждебно, по сообщению венецианского посла, к ней относились все. Французы были недовольны женитьбой Генриха Орлеанского на Екатерине Медичи. Знать ненавидела ее за то, что приходилось преклонять колено перед принцессой столь низкого происхождения. Что же до простого народа, то он не мог постичь, как возможно, чтобы представительница купеческого сословия, пусть и племянница папы, делила супружеское ложе с сыном монарха. Добрые подданные короля оказались консервативнее его самого, так и не сумев перебороть свое предубеждение против Екатерины Медичи — впрочем, также как и многие историки.
Однако Екатерина не пала духом, не спасовала перед трудностями. Не пытаясь исправить непоправимое (то есть свое происхождение), она вооружилась тем, в чем была сильна, проявив свои лучшие качества: природный ум, гибкость, умение таить свои чувства и мысли. С малолетства жизнь приучила ее контролировать себя, когда надо, польстить человеку, снискать его расположение. Ее непритязательность, скромность и смирение перед лицом сильных мира сего сослужили ей добрую службу. Если бы она совершила непростительную ошибку, вздумав кичиться своим положением второй по рангу принцессы крови, ее стерли бы в порошок. И она старалась быть незаметной, снискать обезоруживающей улыбкой расположение к себе. Скрыв свое лицо под непроницаемой маской обходительной простушки, она долгое время оставалась вне подозрений, тая от окружающих свой глубокий ум.
Не блистая красотой, она очаровывала своей беседой. Она умела деликатно, не выставляя напоказ, обнаружить свою образованность, более широкую и глубокую, чем у большинства придворных — не только дам, но и кавалеров. Обладая приобретенным во Флоренции и Риме утонченным вкусом к музыке, поэзии, живописи, скульптуре и архитектуре, она к тому же неплохо знала греческий и латынь, продолжив занятия ими и во Франции. Никто из придворных не мог сравняться с нею знаниями по географии, астрологии, естествознанию и математике. Даже сестра короля, знаменитая Маргарита Ангулемская, была сильна лишь в литературе. Екатерина своим умом, образованностью и утонченной итальянской культурой, равно как и обходительностью, сумела завоевать ее расположение, обретя в ее лице надежного друга и защитника.
Овладев французским, Екатерина говорила хотя и с акцентом, но довольно правильно. Зато вышедшая из-под ее пера обширная продукция на этом языке представляет собой настоящую головоломку. Написанное ею требует в прямом смысле этого слова расшифровки, поскольку в основу ее письма был положен фонетический принцип: как слышу, так и пишу. Впрочем, это служит проблемой лишь для людей XXI века (особенно тех, для кого французский язык — иностранный); современники же, скорее всего, без особого труда разбирали написанное Екатериной Медичи. Иначе ей пришлось бы сделать одно из двух: или научиться писать как следует, или прекратить попусту марать бумагу.
