Ознакомительная версия.
Признаюсь, что разговор этот мало делает чести Наполеону. Великий человек должен быть выше бедствий. Не ясно ли обнаруживается в словах его замешательство оскорбленного тщеславия, жестокое себялюбие и презрение к роду человеческому? Какой совет, какие средства дал он несчастным полякам, которые пожертвовали всем для совершения честолюбивых его замыслов?
Оставив Варшаву, спешил я соединиться с корпусом, который находился уже на границах Силезии. Из всех городов и местечек, на пути лежащих, лучшая суть Ленчица, в девяти верстах от которой находится славный сад графини Потоцкой, называемый Новой Аркадией, Калиш, где за несколько месяцев перед этим видел я главную квартиру русских. Теперь все тихо и уныло. Шираз небольшой, но хорошо построенный и чистый городок. На Адельнау и Ждуни прибыли мы наконец к столь давно желанному пределу герцогства Варшавского.
В Адельнау был я свидетелем весьма трогательной картины, живо показавшей мне ничтожность и суету надежд человеческих. Горемыкин, молодой офицер Казанского ополчения, по воззванию пламенно любимого императора, при виде опасности, грозившей Отечеству, оставил юную супругу и двух малолетних детей, которых он был единственной опорой и надеждой. Став в ряды великодушных защитников России, он горел нетерпением показать на самом опыте беспредельную свою преданность царю и Отечеству, уже слышан был гул свирепой брани, все веселились, видя приближение славы и опасностей… и вдруг болезнь, не более двух дней продолжавшаяся, низринула его на одр болезни и смерти. По случаю, квартира его находилась у столяра, у изголовья постели его приготовляли ему и вечный дом. Равнодушие поляков, холодное сожаление приходящих раздирало душу мою. Наконец гроб был готов, пришел священник, несколько офицеров проводили его на кладбище, опустили в землю – и никто не говорит о нем более. Горестная смерть! В отдалении от родины, в глухом местечке герцогства Варшавского, кто уронит слезу на гроб его, чей вздох донесется на увядшую могилу? Пройдет год – исчезнет и самый холм, напоминающий нам преждевременную его кончину. Если бы он погиб в сражении, то оставшиеся могли утешиться сладкой мыслью, что он погиб за благо Отечества, и самая бедность не казалась бы страшной, ибо правительство печется о вдовах и сиротах убитых героев.
Из Ждуни получил я повеление ехать в Лигниц с бумагами к главнокомандующему нашей армией генералу Беннигсену.
Приветствую тебя, страна, освященная великими событиями прошлого столетия, колыбель и обелиск незыблемый несокрушимой славы Фридриха Единственного! Приветствую тебя, обитель свободы, счастья и промышленности! Неудивительно, что мудрый и предприимчивый монарх Пруссии для утверждения едва возникшего своего владычества решился овладеть богатой Силезией. Какая ужасная противоположность представилась взору моему, когда я переступил из бедной, песком и развалинами покрытой Польши в цветущую, благоденствующую Силезию! Хлеб уже собран, бесчисленные стада пасутся на влажных пажитях. Опрятность селений, скромная, но довольно привлекательная наружность домов, редкая исправность дорог и мостов, печать непринуждения и благородной независимости, заметная в поступках и даже лице простого народа, возвышает душу и возбуждает какое-то приятное, доселе неизвестное чувство. Странно показалось мне, что одна умственная черта, политикой проведенная, разделяет два народа, в которых нет ничего общего ни в нраве, ни в языке, ни в самой одежде. Напрасно станете вы приписывать это природному свойству жителей. Польские воины, из среды грубых, диких поселян избранные, ловкостью, мужеством и проворством своим опровергают это мнение.
В Германии каждый поселянин получает некоторое, званию его соответственное, образование. Он знает свои права и обязанности, не страшится притеснений и без всякого ропота приносит на алтарь отечества дань, законами общества на него возложенную. И Россия под благотворным скипетром Александра исполинскими шагами приближается к счастью и благоденствию. Во всех неизмеримых концах ее воздвигаются храмы наук и просвещения, везде начинают цвести искусства и художества, везде видите вновь заведенные училища, университеты, больницы и другие благотворительные учреждения. Дворяне и купечество, ревнуя великим намерениям императора, с радостью посвящают избытки свои пользе сограждан. О, Отечество мое! Какая блистательная участь ожидает тебя! Я видел славу и богатство твое, видел обширнейшие страны Азии и Европы под скипетром твоих самодержцев, но потомки, еще счастливейшие, увидят торжество наук и художеств в пустых, доселе необитаемых степях Тавриды, Кавказа и Сибири! Свет трепещет днесь твоего оружия, но он будет удивляться и мудрости твоей.
И в самом деле, какая величественная картина представляется взору моему, когда воображаю, что со временем все необозримые пустыни России покроются роскошными городами и цветущими селами, что жители, даже низкого состояния, просвещенные духом, щедро осыпанные дарами природы, познают чистые, невинные наслаждения жизни общественной, что чужеземцы будут посещать их, дабы восхищаться успехами просвещения, мирной жизнью и благоденствием счастливых сынов славы… Это мечта, – скажут мне. Так, но мечта сладостная и правдоподобная, ибо я уверен, что Европа не погрузится более в гибельное невежество XIII века, что ум человеческий быстро будет стремиться до возможной нам неизвестной степени совершенства.
Протяжный звук почтового рожка прервал мои мечтания – и я в первый раз увидел немецкий город. Милич ничем не заслуживает внимания, но примерная чистота и устройство показывают весьма ясно, что вы уже не в Польше. Теперь все представляет здесь вид лагеря: улицы загорожены повозками, дома наполнены солдатами… но незаметно, однако ж, никакого замешательства и беспорядка. У ворот почтового двора встретил меня прусак, лет семидесяти, с седой длинной косой, пожелал доброго дня и пригласил к весьма невкусному обеду. За все эти вежливости я должен был заплатить прогоны серебряными деньгами. С бумажками нашими немцы не успели еще познакомиться, и большие до них неохотники, ибо знают, сколь неусыпно фабриканты щедрого Наполеона работали.
Переменив лошадей в Требнице, ночью переехал я Одер у самого Бреславля. На другой день спешил хотя мельком видеть сей город, столь славный своей торговлей и промышленностью. Дома в четыре, пять этажей, но построены без вкуса и красоты, дворы тесны и потому неопрятны. Это покажется странным русскому, который даже в самых малых городах своих привык видеть красивые дома и чистые дворы, но должно заметить, что немцы, жертвуя всем для выгоды, не бросят одного талера для прихоти. По сей причине и в самых столицах Германии найдете весьма мало частных домов, которые поражают взоры красотой архитектуры и наружным великолепием. Если бы правители Германии были столь же расчетливы, как жители, то в целой стране этой не удалось бы вам встретить великолепных произведений зодчества. И в самых малых вещах можно видеть характер народный. В России первое попечение строителя – дать своему дому хорошую внешность, сами поселяне заботятся, чтобы ворота и ставни их хижин были украшены резной работой.[2]
Ознакомительная версия.
