Весной 1916 года из учебной команды начали формировать маршевый эскадрон. Однако на этот раз Жуков не попал на фронт: тридцать наиболее подготовленных кавалеристов отобрали для учебы на унтер-офицеров. Учебная команда располагалась в городе Изюм Харьковской губернии. Старший унтер-офицер учебной команды, по свидетельству Жукова, оказался хуже, чем Бородавко. Солдаты прозвали его «Четыре с половиной», так как у него на правой руке указательный палец был наполовину короче. Однако это не мешало ему кулаком сбивать с ног солдата. «Меня он не любил больше, чем других, но бить почему-то избегал, — рассказывал Жуков. — Зато донимал за малейшую оплошность, а то и, просто придравшись, подвергал всяким наказаниям. Никто так часто не стоял „под шашкой при полной боевой“, не перетаскал столько мешков с песком из конюшен до лагерных палаток и не нес дежурств по праздникам, как я. Я понимал, что все это — злоба крайне тупого и недоброго человека. Но зато я был рад, что он никак не мог придраться ко мне на занятиях».[19]
Убедившись, что Жукова ничем не проймешь, «Четыре с половиной» решил изменить тактику и предложил ему стать нештатным переписчиком, вести листы нарядов, отчетность по занятиям и выполнять другие поручения. Однако Георгий с присущей ему прямотой ответил, что в учебной команде он для того, чтобы изучить военное дело и стать унтер-офицером. Реакцию на это можно было предусмотреть. В июне в учебной команде начались экзамены. По существовавшему порядку лучший получал при выпуске звание младшего унтер-офицера, а остальные выпускались вице-унтер-офицерами, то есть кандидатами на унтер-офицерское звание. Жуков не сомневался, что он станет первым в команде и обязательно получит при выпуске звание младшего унтер-офицера, а затем — вакантное место отделенного командира. Однако за две недели до выпуска перед строем было объявлено, что он отчисляется из команды за недисциплинированность и нелояльное отношение к непосредственному начальству. «Четыре с половиной» сводил счеты.
Помощь пришла совершенно неожиданно. За него заступился вольноопределяющийся Скорино, который тут же пошел к начальнику учебной команды и доложил о несправедливом к Жукову отношении. В канцелярию команды Георгий шел с большим волнением — ведь раньше ему никогда не приходилось разговаривать с офицерами. К своему удивлению, он увидел человека с мягкими глазами и простодушным лицом. Начальник команды, служивший до войны вахмистром сверхсрочной службы, получил офицерское звание за храбрость и был награжден почти полным бантом Георгиевских крестов. Он приветливо встретил Жукова и попросил его объяснить, почему за четыре месяца обучения он имеет десяток взысканий и называет своего взводного командира «шкурой» и прочими нехорошими словами. Георгий все подтвердил и правдиво рассказал об истинных причинах такого положения дел. К экзаменам он был допущен, но все-таки при выпуске первенства ему не дали, и из учебной команды Жуков вышел наравне со всеми в звании вице-унтер-офицера.
Не трудно заметить, что, вспоминая свои первые шаги на военной службе, Жуков не очень-то высоко жалует порядки и сложившуюся в русской армии атмосферу. Отмечал он хороший уровень подготовки, особенно строевой, в учебных командах, выпускники которых в совершенстве владели конным делом, оружием и методикой обучения бойцов. Не случайно многие унтер-офицеры русской армии после Октябрьской революции 1917 года стали квалифицированными военачальниками Красной Армии. Но «что касается воспитательной работы, то в основе ее была муштра. Будущим унтер-офицерам не прививали навыков человеческого обращения с солдатами, не учили их вникать в душу солдата. Преследовалась одна цель — чтобы солдат был послушным автоматом. Дисциплинарная практика строилась на жестокости. Телесных наказаний уставом не предусматривалось, но на практике они применялись довольно широко».[20]
Унтер-офицерский состав был основным фундаментом, на котором держалась русская армия, он обучал, воспитывал и цементировал солдатскую массу. «Надо сказать, что офицеры подразделений вполне доверяли унтер-офицерскому составу в обучении и воспитании солдат, — отмечал Георгий Константинович. — Такое доверие, несомненно, способствовало выработке у унтер-офицеров самостоятельности, инициативы, чувства ответственности и волевых качеств. В боевой обстановке унтер-офицеры, особенно кадровые, в большинстве своем являлись хорошими командирами. Моя многолетняя практика показывает, что там, где нет доверия младшим командирам, где над ними существует постоянная опека старших офицеров, там никогда не будет настоящего младшего командного состава, а следовательно, не будет и хороших подразделений».[21]
Одной из главных проблем русской армии периода Первой мировой войны, по мнению Г.К.Жукова, было отсутствие общности и единства между солдатской массой и офицерским составом. Правда, в ходе войны, когда вследствие больших потерь офицерский корпус укомплектовывался представителями трудовой интеллигенции, грамотными рабочими и крестьянами, а также отличившимися в боях солдатами и унтер-офицерами, эта разобщенность в подразделениях (до батальона или дивизиона включительно) была несколько сглажена. Однако она полностью сохранилась в войсковых соединениях. Офицеры и генералы, не имевшие никакой близости с солдатской массой, не знавшие, чем живет и дышит солдат, были чужды солдату. Это обстоятельство, а также широко распространенная оперативно-тактическая неграмотность высшего офицерского и генеральского состава привели к тому, что командиры эти, за редким исключением, не пользовались авторитетом у солдата.
Насколько справедлив и объективен был в своих суждениях Г.К.Жуков?
А.А.Керсновский в своем труде «История русской армии» отмечал, что для солдат 1914 года офицеры были старшими членами великой военной семьи воспитавшего их полка. Отношения между офицерами и солдатами русской армии были проникнуты такой простотой и сердечностью, подобных которым не было ни в какой иностранной армии, да и ни в каких иных слоях русского народа. Однако к четвертому году войны на полк приходилось лишь пять-шесть коренных офицеров, редко больше (обычно на должностях командиров батальонов и заведующих хозяйственной частью).[22] В ротах и командах состояло 30–40 офицеров «военного времени», а командир полка, как правило, отбывал мимолетный ценз и ничем не был связан с полком. Офицерская среда была пестра по составу, разнообразна по происхождению и неодинакова по качеству. Старая полковая семья погибла, новая не имела возможности создаться. Народ видел в офицерах только «господ», принося в казармы запасных полков, а оттуда в окопы всю остроту разросшихся в стране социальных противоречий и классовой розни.
