Ознакомительная версия.
Нежданным для меня явился взрыв антикоммунизма и антисоциалистических настроений на семинаре преподавателей общественных наук вузов и техникумов края. Трудно было поверить тому, что я услышал из уст многих его участников, профессиональным назначением которых было преподавание марксистско-ленинской теории: научного коммунизма, марксистско-ленинской философии, марксистской политэкономии, а также истории Коммунистической партии Советского Союза. Многих я хорошо знал и никогда не замечал за ними антипартийных, антикоммунистических настроений.
Мои попытки аргументировано возразить им, разубедить были встречены в штыки. Воспаленные глаза вчерашних единомышленников смотрели на меня не просто возбужденно, а осатанело. Было от чего встревожиться; ведь еще год-два назад эти люди, как мне казалось, с искренним уважением соглашались со мной, благодарно воспринимали мои лекции, выступления, выражали признательность на каждом семинаре или научной конференции…
Те же самые настроения вскоре прозвучали и на открытом партийном собрании в моем родном Кубанском государственном университете.
…С большой тревогой и тяжелыми раздумьями я возвращался с Краснодарского камвольно-суконного комбината, где райком партии попросил меня встретиться с рабочими и служащими, поскольку у них возникло много недоуменных вопросов. Не помню, по какой причине, но встреча проходила не в клубе комбината, а на улице, у проходной, где собралось до двухсот человек. Получился импровизированный митинг. Не успел я начать свое выступление, как раздались вопросы самого агрессивного характера:
– Зачем нам твои речи? Ты лучше ответь, как жить при сплошном дефиците на всё: на продукты, на мыло, на стиральный порошок? До чего вы, коммунисты, довели страну? Куда вы смотрите? Давно пора выгнать вашего Горбачева и всю его свиту. Ведь скоро все передохнем при такой жизни. – И так далее, в том же духе. Только все это было «сдобрено» крутыми язвительными словечками и матерной бранью…
В большинстве своем на митинге преобладали женщины. Они составляли основной контингент комбината. Именно это еще больше жалило сердце, ведь в их устах звучала горькая, горестная правда…
Но самым первым и, пожалуй, самым трудным испытанием на прочность было мое участие в многотысячной манифестации крымских татар в Краснодаре, приуроченной к 45-й годовщине их выселения из Крыма. Многие тысячи крымских татар перебазировались из мест поселений в районы Краснодарского края, ожидая своего часа возвращения в Крым. Митинг-манифестацию организовали лидеры борьбы за восстановление крымской автономии, слетевшиеся со всех концов Советского Союза. Собралось несколько десятков тысяч человек.
Цель была очевидна: превратить край в плацдарм для прорыва в Крым. В Краснодаре они намеревались провести «смотр» своих сил, готовились к решительным действиям.
Краснодарский горком КПСС попросил меня вместе с несколькими учеными-коммунистами принять участие в этом беспокойном собрании; постараться не допустить возможных провокаций, избежать насилия и кровопролития…
Это удалось. Провокационные, подстрекательские призывы экстремистских лидеров крымских татар были нейтрализованы. Взрывоопасные настроения собравшихся были погашены спокойными, убедительными ответами на их непростые вопросы. Нам удалось охладить горячие головы экстремистов…
Большую роль в успехе этой непростой задачи сыграло то, что в рядах активистов борьбы за возвращение крымских татар в Крым и восстановление их автономии было немало трезвомыслящих людей. Некоторые из них знали меня как ученого-историка, были моими учениками и с пониманием воспринимали мои разъяснения.
Сугубо политическими методами опасная провокация, длившаяся более четырех часов, была предотвращена. В таких «генеральных репетициях» рождался, закалялся мой опыт политического противостояния и противоборства.
Хорошей школой и закалкой для меня стало участие в предвыборной кампании в начале 1990 года в качестве доверенного лица кандидата в депутаты краевого Совета народных депутатов А. А. Клещенко – заведующего отделом науки и образования крайкома КПСС. Более сорока встреч я провел с избирателями станицы Ладожской Лабинского района Краснодарского края. Большинство – в трудовых коллективах.
Избиратели, не стесняясь в выражениях, «на чем свет стоит» кляли Горбачева и его губительную перестройку. Это импонировало мне, подтверждало правильность моих оценок ренегатско-предательского курса генсека. Кстати замечу, что в селах и станицах Кубани, как правило, не было того дикого антисоветского ажиотажа, который характерен для столичных и региональных центров.
Но однажды разразился взрыв возмущения в адрес КПСС. Произошло это на собрании избирателей в станичном Доме культуры.
Началось, как обычно, с беспощадной критики горбачевской перестройки. Но вот слово взял один из участников собрания. Представился невропатологом или даже психиатром, точно не помню. Он сказал: «Неужели коммунистам не видно, что во главе партии стоит психически неуравновешенный человек, непонимающий, что он творит со страной и народом. Мои профессиональные наблюдения за Горбачевым, анализ его словоблудия и поведения, бесконечных шараханий из одной крайности в другую, свидетельствуют о том, что это тяжело больной человек, лишенный нормального рассудка и контроля над своими речами, действиями и поступками. Иначе чем объяснить, что он уже несколько лет не соображает, что творит и в какое чудовищное состояние вверг страну. Пора вам, коммунистам, найти способ, поскорее избавить партию и народ от такого деятеля. Или вы так не считаете?» – уже непосредственно ко мне обратился доктор.
Я ответил: «Я не врач и не могу только по внешним признакам, по речам и поступкам определить: вменяемый он или невменяемый. Но свою политическую оценку Горбачеву могу дать. Его курс, его «перестройка», вся его политика более чем убедительно говорят о том, что он порвал с марксистско-ленинским пониманием социализма, встал на путь ренегатства, наносит величайший вред партии и стране. Да и в целом социалистическому лагерю, мировому коммунистическому движению». Ответ мой был одобрительно поддержан всеми присутствовавшими.
Острые вопросы звучали и в других аудиториях, но в них не выражалось сомнения в социализме и в советском строе.
Недовольство людей постоянно и умело подогревалось растущими, как грибы, различными неформальными общественными организациями: союзами, группами, народными фронтами и т. п. Стремление лидеров этих организаций к власти уже не скрывалось. Авторитет партийных и государственных органов падал. Призывы к единству, солидарности, совести, патриотизму не срабатывали.
Ознакомительная версия.
