Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

Источников по международной проблематике гораздо больше, чем по внутренней. И это касается не только советской страны, но и других стран. Достоянием общественности стали самые обширные архивные и иные документы, имеющие непосредственное отношение как к предпосылкам, так и к самому процессу вызревания военной опасности, закономерно вылившейся во всемирную бойню невиданных доселе масштабов. Здесь есть почти безграничное поле для сопоставления и оценок действий различных участников всей этой мировой игры, на кону которой стояли судьбы человечества. Это во многом облегчало задачу более полного и более объективного анализа событий, их оценки не с позиций сегодняшнего дня, а под углом зрения рассматриваемой эпохи.

Как ни пытались государства и правительства, лидеры стран и их высокопоставленные чиновники сохранить свои замыслы и даже действия в тайне, добиться этого было трудно, если, вообще говоря, возможно. Ведь ареной, на которой развертывались все акты мировой драмы, был весь мир. Народы с самым пристальным вниманием, затаив дыхание, следили за развитием событий, от исхода которых зависели их настоящее и будущее. Часто они не были в состоянии оказать должного влияния на ход событий, участниками которых их сделала сама судьба. Но это касается лишь тех или иных процессов и событий. Общий же поток исторического процесса, в том числе и в ходе второй мировой войны, конечно же, определяли народы. Они сами творили свою историю, порой жестоко расплачиваясь за свои иллюзии и заблуждения.

На политической арене их представляли государственные и политические деятели. Вот почему иногда и формировалось превратное представление, что судьбы мира решаются руководителями тех или иных держав. Кстати говоря, никто иной, как Гитлер, постоянно разглагольствовал о том, что именно ему, лидеру «третьего рейха», выпала миссия коренного преобразования мира на началах «нового порядка». Это являлось основой всей его политической стратегии.

В противоположность ему Сталин исходил из диаметрально противоположной посылки: народы, в конечном счете, определяют свою судьбу, а роль их вождей состоит в том, чтобы верно уловить устремления народа, его дух и выстроить такую политическую стратегию, которая способствовала бы реализации народных устремлений. Если бы Сталин до войны и в ходе войны не уловил этот дух народа, он был бы обречен на полное фиаско. Это – факт фундаментального значения, который игнорируют те, кто противопоставляет Сталина народу и утверждает, что победил в войне народ, а не Сталин. Не будем здесь разводить воду на киселе. Сформулируем мысль предельно лаконично: победил народ, неоспоримым вождем которого был Верховный Главнокомандующий Сталин.

И, наконец, чтобы завершить данный раздел, хотелось бы со всей категоричностью выделить главную мысль, обоснованию и подтверждению которой посвящена первая глава тома. Цель и главный смысл внешнеполитической стратегии и тактики Сталина в два последних предвоенных года целиком и полностью определялись стремлением выиграть время, чтобы лучше подготовить страну к неизбежному военному противостоянию с Германией и ее союзниками. Выигрыш времени выступал как залог будущей победы. Время же бежало неумолимо, уменьшаясь, как шагреневая кожа. Именно фактором борьбы за выигрыш времени определялись кажущиеся для прямолинейно мыслящих людей все повороты и зигзаги сталинской внешней политики, начиная с весны 1939 года до зловещего июня 1941 года.

Один из довольно компетентных биографов Сталина И. Дойчер верно уловил этот факт первостепенной важности, без учета которого трудно понять, а тем более достаточно убедительно объяснить поведение Сталина на внешнеполитической арене тех лет. В написанной им политической биографии Сталина мы читаем:

Сталин, подобно Александру I в период войны с Наполеоном, стремился к тому, чтобы сделать время своим главным союзником. «О том, что сам Сталин надеялся на передышку подобной продолжительности, свидетельствует почти каждый шаг, предпринятый им, до тех пор, пока Гитлер не рассеял все его иллюзии в июне 1941 года. То, что он мало верил в победу Гитлера, более чем определенно. Теперь его цель состояла в том, чтобы сохранить состояние мира, и прежде всего выиграть время, и еще раз время, с тем, чтобы реализовать свои экономические планы, создать могущество России и потом бросить это могущество на весы, когда все другие воюющие страны будут находиться на последнем издыхании»[12].

И если в нарушение высказанного ранее скептицизма в отношении того, что «история – это предвидение наоборот», в качестве угла политического зрения взять метод ретроспективы, то мне представляется бесспорным, что Сталину, хотя и не в той мере, как ему хотелось, удалось выиграть время и оттянуть срок неотвратимой схватки с гитлеровской Германией. Это явилось главным достижением сталинской политики, достижением, явно перевешивающим многие издержки, сопряженные с борьбой за выигрыш времени. Ибо время в тот период играло большую роль, чем пространство. Впрочем, как мы скоро убедимся, Сталин боролся не только за выигрыш времени, но и за увеличение пространства. Последнее, в свою очередь, также могло быть – так и случилось на деле – трансформировано во время. Пространство и время были органически связаны друг с другом: расширяя пространство страны, Сталин тем самым выигрывал и время для укрепления способности страны выдержать натиск противника, мнившего себя не только покорителем Европы, но и будущим властителем мира.

Международная ситуация в конце 30-х годов напоминала собой проснувшийся вулкан, готовый исторгнуть из себя испепеляющую лаву невиданных размеров. Мир, фактически уже вступивший пока еще в локальные по своим масштабам конфликты, жил в ожидании чего-то более опасного, более катастрофического. Гнетущее ожидание неизвестности охватило народы многих стран. Естественно, что Советский Союз в такой ситуации также не мог чувствовать себя спокойно. Сталин, как политик, обладавший чрезвычайно развитым чувством предвидения, способностью заглянуть за горизонты текущих событий, прекрасно отдавал отчет во всей сложности и чрезвычайной опасности сложившегося положения в мире, и в особенности в Европе. В своем докладе на XVIII съезде партии он в достаточно реалистических, хотя и не в алармистских тонах, обрисовал мировую обстановку, расстановку сил и доминирующие устремления главных империалистических держав.

На мировой авансцене бал правила политика невмешательства, а точнее говоря, политика фактического поощрения агрессоров. Зловещая тень политического Мюнхена нависла над Европой. Если отбросить все экивоки и назвать вещи своими именами, то, в сущности, тогда вопрос стоял о том, чтобы канализировать агрессивные устремления Германии и ее союзников по Антикоминтерновскому пакту – Италии и Японии – против Советского Союза. Что касается так называемых западных демократий, то они, сами не помышляя о выступлении против Советского Союза, всячески давали понять, что Советская Россия с ее большевистским режимом приходится им не по душе и что, таким образом, СССР в определенном смысле должен оказаться в положении, называемом положением между молотом и наковальней. Французский исследователь Н. Верт, автор книги по советской истории, широко распространенной в нашей стране в ельцинский период в качестве учебника или учебного пособия для российских студентов, прямо писал: «К концу 1938 г. внешнеполитическое положение СССР казалось более хрупким, чем когда-либо, а вызывавшая опасения угроза создания единого „империалистического фронта“ была вполне реальной»[13].