«Седов несколько минут стоял с закрытыми веками, чтоб сказать прощальное слово. Все ждали. Но вместо слов вырвался едва заметный стон, и в углах сомкнутых глаз сверкнули слезы. Седов с усилием овладел собой, открыл глаза и начал говорить, сначала отрывочно, потом спокойнее, плавне — голос затвердел:
— Я получил сегодня дружеское письмо. Один из товарищей предупреждает меня относительно моего здоровья. Это правда: я выступаю в путь не таким крепким, как нужно и каким хотелось бы быть в этот важнейший момент. — Далее он говорил о задачах похода, о патриотическом долге. Сказал, что его спутники бодры и здоровы.
— Совсем не состояние здоровья беспокоит меня больше всего, — продолжал Седов, — а другое: выступление без тех средств, на какие я рассчитывал. Сегодня для нас и для России великий день. Разве с таким снаряжением нужно идти к полюсу? Разве с таким снаряжением рассчитывал я достичь его? Вместо 80 собак у нас только 20, одежда износилась, провиант ослаблен работами на Новой Земле и сами мы не так крепки здоровьем, как нужно.
В заключение Седов высказал надежду на благополучное возвращение полюсной партии и возвращение всей экспедиции на родину.
— Мне хочется сказать вам не „прощайте“, а „до свидания“, — закончил Седов свое выступление.»
Визе, Пинегин и Павлов проводили Седова и его спутников до мыса Маркхема. На прощание было лишь крепкое рукопожатие без слов.
11 (24) февраля кончилась полярная ночь. Зимовщики встретили первое солнце.
1 (14) марта умер механик Зандер.
6 (19) марта вернулись Линник и Пустотный. Они рассказали, что Седов умер у острова Рудольфа. Весь путь Седов ехал на санях, порой терял сознание. Но в минуты просветления он хватался за компас, чтобы удостовериться, что матросы не сменили курса на север и не везут его обратно на судно.
16 февраля (1 марта) Седов написал последние слова в дневнике. В тот день появилось солнце на этой широте. Запись кончается обращением к солнцу: «Посвети, солнышко, там, на родине, как тяжело нам здесь, на льдине».
Умер Седов 20 февраля (5 марта) у острова Рудольфа. Матросы похоронили прах Седова в углублении одного из обнажений, сверху сложили груду камней, из лыж сделали крест, между камней воткнули флаг, предназначавшийся для полюса. Точное местоположение могилы матросы указать не смогли. Через двадцать четыре года зимовщики полярной станции на острове Рудольфа нашли флагшток с обрывками флага, который Седов вез на полюс. Могилу обнаружить не удалось.
Впоследствии В. Ю. Визе неоднократно задавали вопрос— почему они допустили поход Седова из бухты Тихой, зная почти наверняка, что поход обречен на провал, а Седов идет на верную, бессмысленную смерть.
Визе отвечал, что это можно понять, только зная характер Г. Я. Седова и обстановку вокруг его экспедиции. Седов был сильным, волевым и честолюбивым человеком. Ему, царскому офицеру, но «выскочке» из простых людей, не будет пощады, если он вернется домой, не добившись успеха. Поэтому он, вероятно, почти сознательно шел на верную гибель. Да и сама болезнь наложила определенный отпечаток на психику Седова, вследствие чего он не смог правильно и объективно оценить свое физическое состояние. Роковую роль сыграл врач экспедиции Кушаков, который имел большое влияние на Седова.
Участники экспедиции, Визе и Пинегин, впоследствии устно и письменно характеризовали поведение Кушакова весьма отрицательно.
Н. В. Пинегин в книге «Записки полярника» (Севкрайгиз, 1936) писал:
«Существует нечто, организовавшее наше предприятие: это нечто — воля Седова. Противопоставить ей можно только восстание.
Но для восстания нужно прежде всего единодушие хотя бы в одном: в мнении о сущности болезни нашего вождя. Но такого единодушия нет. Кушаков, исправляющий обязанности официального врача экспедиции, утверждает, что Седов здоров… Седов — оптимист. Он в мечтах уже на полюсе. Он верит сладким нашептываниям Кушакова и не поверит никому, кто будет говорить о горькой истине — невозможности для больного человека длительного путешествия к полюсу. К сожалению, на „Фоке“ имеются всего три-четыре человека, которые понимают, что перед их глазами происходит сложная и преступная игра. Это игра на жизнь Седова. Вмешательство в эту игру ни к чему не приведет: мы не имеем настоящего врача, который сказал бы четыре веских слова: „больному на полюс нельзя“»
Впоследствии Кушаков стал белоэмигрантом; он вылил в печати много помоев в адрес Седова и остальных участников экспедиции. По возвращении в Петербург Кушаков даже утверждал, что матросы Линник и Пустошный убили Седова в пути. Это утверждение было просто злобным вымыслом человека, желавшего выгородить себя перед судом истории.
Гибель Седова — сложный вопрос, он интересует нас и до сих пор, когда уже нет в живых ни одного из участников экспедиции Седова. Следует лишь указать, что Визе до конца дней своих писал и говорил о Г. Я. Седове с большим уважением и теплотой, считая его самоотверженным борцом за освоение Арктики, достойным доброй памяти потомков…
Но вернемся к экспедиции.
В период всей зимовки в бухте Тихой Визе сохранял бодрое настроение. Он был ровен в обращении со всеми членами экспедиции и всегда занят — научными наблюдениями или их анализом. Под его руководством велись регулярные метеорологические наблюдения, причем этим наблюдениям он обучил матросов и те квалифицированно выполняли их. Он построил на берегу снежную хижину и выполнял там магнитные наблюдения. Визе совершил несколько санных путешествий, уточнив на карте местоположение некоторых островов к востоку от острова Гукера и дав их подробное физико-географическое описание. А когда наступила весна, он занялся изучением ледников. Летом среди камней собирал образцы полярных растений для ботанической коллекции.
Весной, когда прилетели птицы и появились моржи в разводьях, свежее мясо быстро поставило на ноги больных участников экспедиции. В конце июля лед в бухте взломало, и судно освободилось из ледяных объятий. В котлы паровой машины пошли последние еще уцелевшие переборки кают. Судно двинулось на юг без каких-либо запасов топлива. Визе стоял вахту помощником капитана. Встречая на льдинах тюленей и моржей, люди убивали их, а жир сжигали в топках котлов, давая жизнь машине. Вскоре они подошли к мысу Флора с намерением разобрать дом Джексона на топливо.
При подходе к мысу Флора они увидели на берегу среди камней человека. Когда «Фока» отдал якорь, человек столкнул в воду каяк и смело поплыл к борту.
Каково же было удивление всех, когда оказалось, что это штурман Альбанов с парохода «Святая Анна». Спустили шторм-трап. Поднявшись на судно, Альбанов рассказал, что его партия ушла со «Св. Анны», когда она после длительного дрейфа через Карское море оказалась севернее Земли Франца-Иосифа.
