— Довольно тебе рубить. Дай и нам, интеллигентам-белоручкам, поработать.
И он начал усердно работать, пока не нарубил дров.
Среди суровой природы, в томительной, удручающей неволе, Куйбышев оставался попрежнему бодрым, жизнерадостным человеком, верящим в свое правое дело, в его победу. Эти его настроения прекрасно выражены в замечательном стихотворении «Море жизни», написанном в нарымской ссылке:
Гей, друзья! Вновь жизнь вскипает.
Всплески здесь и там.
Буря, буря наступает,
С нею радость мчится к нам.
Радость жизни, радость битвы
Пусть умчит унынья след.
Прочь же робкие молитвы!
Им уж в сердце места нет.
В сердце дерзость. Жизни море
Вскинет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.
Горе выпадет на долю,—
Бури шум поможет нам
Закалить страданьем волю
И не пасть к его ногам.
Будем жить. Любовь! Чудесно!
В бурю любится сильней.
Ярче чувство, сердцу тесно
Биться лишь в груди своей.
Так полюбим! Жизни море
Вскинет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.
Наслажденье мыслью смелой
Понесем с собою в бой.
И удар рукой умелой
Мы направим в строй гнилой.
Будем жить, страдать, смеяться.
Будем мыслить, петь, любить.
Буря вторит, ветры злятся.
Славно, братья, в бурю жить!
Ну же, волны! Жизни море
Скроет нас в своих волнах,
И любовь, и жизнь, и горе
Скроем мы в его цветах.
Неизменно бодрый и энергичный, Куйбышев радовал и поддерживал своих друзей и, наоборот, заставлял беспокоиться врагов, полицию, жандармов. Уже в ноябре 1910 года прокурор томской судебной палаты доносил министру юстиции: «В. В. Куйбышев работает в образовавшемся среди политических ссыльных социал-демократическом кружке». Вскоре обеспокоенный томский губернатор лично нагрянул в Нарым в сопровождении вооруженных охранников, чтобы разгромить культурно-политические организации ссыльных. Ему удалось уговорить меньшевиков и эсеров, которые, выполняя приказы жандармерии, пытались исключить большевиков из органов управления библиотеки, кассы взаимопомощи и столовой. Но, благодаря энергии Куйбышева, они встретили большевистский отпор. По инициативе Валериана Владимировича, эти культурно-политические учреждения были переведены в подполье, на своеобразное «нелегальное» положение, для большевистского воспитания ссыльнопоселенцев и их обслуживания.
Однако, в конце ноября, из-за неосторожного письма одного поселенца, перехваченного полицией, стала известна вся революционная деятельность нарымской партийной школы и ее организаторов и руководителей. Куйбышева арестовывают вместе с другими товарищами и отправляют с конвоем в Томск. Прощаясь, двадцатидвухлетний Куйбышев говорил:
— Товарищи, из-за нашей опрометчивости забрали шестнадцать человек. Потеря, будем надеяться, временная; она не должна отразиться на вашей работе. Нас увозят. Но вы, остающиеся на месте, обещайте не покладая рук работать, бороться, учиться и учиться. Будущее, товарищи, за нами! Никакие невзгоды, встряски не должны колебать нашу веру в грядущие, лучшие дни, веру в социализм в России, веру в борьбу и правоту этой борьбы. Набирайтесь опыта, закаляйтесь в ссылке, ваши силы понадобятся будущей свободной России!
На допросе арестованные стойко держались и наотрез отказались давать какие бы то ни было показания. Так как против них, кроме письма, не было других улик, охранка вынуждена была освободить их из тюрьмы, и они через месяц возвратились в Нарым.
Куйбышев с еще большей энергией возобновил свою политическую работу по большевистскому воспитанию ссыльных. Под его руководством велась упорная борьба за возвращение в Нарым из Максимкина Яра товарища Свердлова, загнанного туда полицией за попытку бежать из Нарыма. Эта борьба увенчалась успехом — Свердлов был возвращен к своим товарищам в Нарым.
В 1912 году Валериан Владимирович принял активное участие в организации и проведении первомайской демонстрации и загородной массовки. Политические ссыльные привлекли на демонстрацию также многих местных жителей. Собралась большая толпа, человек полтораста-двести. Подняли красный флаг и пошли к лесной лужайке. Это делалось на глазах стражников. Рассвирепевшая полиция произвела массовые аресты и решила создать процесс по «делу о бунте, ссыльных в Нарыме». Однако, все обвиняемые большевики, организованные Куйбышевым, держались так сплоченно и дружно, что обвинение провалилось.
В мае 1912 года окончился срок ссылки Валериана Владимировича, и он выехал в Омск, где должен был явиться в воинское присутствие для отбывания воинской повинности.
Омск — Томск (1912–1913 годы)От службы в царской армии ему удалось освободиться.
Однако, недолго пришлось Куйбышеву пожить на «свободе» в Омске. Вскоре он был неожиданно вновь арестован и помещен в общую тюремную камеру вместе с уголовными преступниками.
Тюремное начальство приказало ему остричь волосы и одеться в арестантский халат. Много издевательств приходилось Валериану Владимировичу переносить в тюрьмах и ссылках, но никогда его не лишали преимуществ, которыми пользовались обычно политические заключенные: быть в своей одежде и не стричь головы. Куйбышев протестует:
— На каком основании? Почему?
— Ах, ты рассуждать! — и его ударили кулаком по лицу.
Он бросился на тюремщика. Но к тому подоспела помощь. Куйбышева схватили сзади за руки и начали бить. Избили до полусмерти. В полусознательном состоянии его переодели в арестантскую одежду, обрили и втиснули опять в камеру уголовных. Четыре дня он пролежал с перебитыми ребрами, разбитым лицом, весь в синяках и кровоподтеках. Потом отправили в томскую тюрьму.
Здесь он встретился со многими товарищами, знакомыми по нарымской ссылке. Им пришлось жить в особенно тяжелых тюремных условиях. Царское правительство беспощадно расправлялось с политическими заключенными. Их притесняли, создавали самые невыносимые условия существования, глумились и издевались над ними. На многих все это производило тяжелое впечатление. Многие впадали в уныние и отчаяние.
Валериан Владимирович не терял самообладания. Своей бодростью и жизнерадостностью он заражал остальных заключенных, поддерживая их в минуту упадка. С обычным упорством занимался самообразованием, для поддержания и укрепления своего здоровья аккуратно проделывал гимнастику и настойчиво заставлял других делать то же самое.