И в этот момент неожиданный и страшный удар, кажется, ниже пояса. Дайте опомниться, дайте понять. В процессе формирования протокола мы попадаем вдруг в неслыханную конституционную ловушку. Как я уже говорил, наша точка отсчета — это тысяча шестьдесят депутатов, зарегистрированных в избирательных округах. Таким образом, простое большинство составляет пятьсот тридцать один голос. Но согласно Конституции общее число депутатов в республике не тысяча шестьдесят, а тысяча шестьдесят восемь человек. Недостающие восемь депутатов еще не избраны по разным причинам. Но, с другой стороны, тысяча шестьдесят восемь депутатов являются подлинной цифрой отсчета, если твердо стать на юридическую, конституционную точку зрения. Так почему бы не стать? Так почему бы не твердо, если речь идет о таком кандидате, как Ельцин? И в этом втором варианте четко обозначается недобор в один голос — Ельцин не проходит…
Однако и эта новая ситуация в конечном итоге не могла изменить окончательный результат. Недостающий голос — пятьсот тридцать пятый! Ельцин все равно имел, но мы его оставили на последний момент для особого рассмотрения. В этом бланке имена и фамилии оппонентов были густо зачеркнуты, так что практически не было видно ни одной буквы. Что же касается фамилии Ельцина, то первые две буквы фамилии были как бы случайно перечеркнуты еле заметной линией. Линия прерывалась на мягком знаке. Весь вид бюллетеня говорил любому непредубежденному человеку, что данный депутат голосовал только за Ельцина и самое начальное движение его ручки было технической ошибкой, которую он тут же исправил, и с таким волнением и усердием, что следующую фамилию — Цой Валентин — буквально затер до дыр. Во всяком случае этот бюллетень требовал особого рассмотрения на Счетной комиссии.
Такое обсуждение состоялось, и состоялось первое голосование. Голоса, естественно, разделились по политическим симпатиям: половина — «за», половина — «против». Наша комиссия отражала соотношение сил на съезде.
Поскольку по этому вопросу возникла патовая ситуация уже внутри комиссии, я перед повторным голосованием выступил с разъяснением. Я сказал, что на ученых советах подобный бюллетень считается поданным «за», и попросил еще раз тщательно ознакомиться с бюллетенем каждого визуально, добавив в заключение, что, будучи абсолютно уверенным в характере этого бюллетеня, воспользуюсь правом второго дополнительного голоса, который имею как председатель комиссии. Так, исход голосования был все равно предрешен. Но я думаю, что не это арифметическое обстоятельство, как, впрочем, и при других голосованиях на съезде, сыграло свою решающую роль, а конечная победа здравого смысла, поскольку этот бюллетень, фотографию которого я здесь помещаю, действительно можно положить в корзину Ельцина. Впрочем, читатель может в этом убедиться самостоятельно. Интересно отметить, что именно в тот момент, когда это последнее голосование в узком кругу Счетной комиссии завершилось и пятьсот тридцать пятый бюллетень «за» обрел свое гражданство, в это самое мгновение конституционная ловушка не только раскрылась, а просто перестала существовать. И на всем остальном протяжении работы съезда уже ни у кого не возникало сомнение, что только тысяча шестьдесят зарегистрированных реально депутатов являются подлинной точкой отсчета при оформлении любых официальных документов.
Итак, выбор сделан, протокол оформлен. Я покидаю Грановитую палату, чтобы в Большом зале съезда огласить наконец имя всенародного избранника. За стенами Грановитой палаты меня ожидают десятки корреспондентов — отечественных и зарубежных. Я иду сквозь живой коридор. Они жадно, наперебой спрашивают: «Кто выиграл?» Они стараются это узнать. Я молчу. И тогда уже у самых дверей зала заседаний они пытаются узнать — есть ли победитель вообще, в принципе? Я отвечаю: победитель есть. И все разом, перегоняя друг друга, бросаются к Ельцину, окружают его и ждут моего последнего слова.
Я выхожу на трибуну, жестоким напряжением воли сдерживаю свои чувства. Впереди утверждение протокола, и я остаюсь бесстрастным, спокойным. В зале устанавливается тишина, напряжение которой кажется сильнее крика. Я зачитываю протокол:
«Глубокоуважаемый председатель! Глубокоуважаемые депутаты! Дорогие гости! Протокол Счетной комиссии Съезда народных депутатов РСФСР о результатах тайного голосования по выборам Председателя Верховного Совета РСФСР от 29 мая 1990 года. В соответствии с Временным регламентом Съезда народных депутатов и Верховного Совета РСФСР Счетная комиссия произвела подсчет голосов, поданных на выборах Председателя Верховного Совета РСФСР, и установила: в бюллетень для тайного голосования по выборам Председателя Верховного Совета РСФСР были внесены следующие кандидатуры народных депутатов РСФСР:
Власов Александр Владимирович,
Ельцин Борис Николаевич,
Цой Валентин.
Общее число народных депутатов РСФСР — 1060. Число народных депутатов РСФСР, получивших избирательные бюллетени — 1038. При вскрытии избирательных ящиков обнаружено 1038 бюллетеней. Недействительных бюллетеней — один. Поданные голоса распределились следующим образом:
— Власов Александр Владимирович
— „за“ — 467, „против“ — 570;
— Ельцин Борис Николаевич
— „за“ — 535, „против“…
В этом месте зал взрывается шквалом аплодисментов. Уже изготовившиеся заранее телеоператоры мгновенно выводят лицо Ельцина на экран крупным планом. Овация длится несколько минут. Я жду.
И в конце концов на фоне никак не затихающих аплодисментов, продолжаю чтение протокола: „против“ — 502…»
Но это уже залу неинтересно. И весь остальной текст тоже. И лишь в заключение, когда я официально провозглашаю: «Председателем Верховного Совета РСФСР избран народный депутат РСФСР Ельцин Борис Николаевич!», зал опять встречает эти слова залпом аплодисментов.
В самом конце своего краткого выступления я прошу депутатов съезда утвердить протокол Счетной комиссии. Протокол утверждается: «за» — 888, «против» — 45, «воздержались» — 11.
Депутаты встают все разом без различия политических пристрастий, и под гром аплодисментов Борис Николаевич направляется в Президиум.
Исторический момент произошел молниеносно. Председательствующий быстро уступил кресло, и законный Председатель Верховного Совета России возглавил съезд. И в этот момент я не только понял, но и почувствовал: назад пути нет. Я покинул трибуну и занял свое депутатское место в зале.
Между тем на трибуну с прощальными словами к съезду вышел теперь уже бывший председательствующий Василий Иванович Казаков. Он рассказал депутатам, что жизненный путь его был в общем нелегок, что начальство не любило его, потому что от природы он упрям, и этим объяснялось его поведение на съезде, которое определялось не какими-то внешними воздействиями и влияниями, а как бы чисто человеческими чертами характера. И, странное дело, его слушали с облегчением, аплодировали с радостью. На общей волне радостного удовлетворения этот человек, который до последнего момента вызывал острую неприязнь и раздражение депутатов, вдруг показался едва ли не симпатичным.
