В первом отсеке собрались свободные от вахты торпедисты, плотным кольцом окружившие своего начальника.
— Почему не спите? — спросил я Глотова.
— Решил проверить еще раз кое-что: в нормативы некоторые плохо укладываются…
— Нарушаете распорядок!
— Все равно никому не уснуть, все так возбуждены. Ведь первый поход…
— И вы думаете успокоить людей экзаменами?
— Нет, конечно, но… Разойтись! Ложиться спать! — нехотя приказал он, наконец.
Мотористы тоже не спали.
— Машины малость запылились, — кричал мне в ухо парторг, — спать люди все равно не будут!
— Отдых требуется! Завтра будем на позиции! — кричал я в ответ.
— Отдохнем в процессе работы! — даже не улыбнувшись, снова возразил старшина.
— Отправьте подвахтенных спать! — приказал я и пошел дальше.
Приказание есть приказание, и мотористы пошли в жилой отсек.
Людей, занятых у своих боевых механизмов и не желавших идти в жилые отсеки на отдых, я встречал буквально в каждом отсеке. Опыта войны у нас не было. С чем придется столкнуться на позиции, мы представляли весьма туманно. Каждый из нас в глубине души твердо верил, что транспорт мы непременно встретим в первый же день, как только придем в район боевых действий. В успешности атаки также никто не сомневался. Наш командир считался одним из лучших подводников, а центральный пост «Камбалы» на всех учениях показывал хорошую выучку и слаженность.
Суровая действительность, однако, очень скоро внесла свои поправки наши планы.
Восемь суток ходили мы в районе боевых действий и никого не обнаружили.
— Ну что? Опять тиха украинская ночь? — услышал я как-то ночью на мостике голос Ивана Акимовича.
— Да, ни-ко-го! — ответил командир.
— Уф-ф! Приятно вздохнуть! — Станкеев глубоко дышал. — Сегодня мы пробыли под водой… восемнадцать часов и две минуты…
— Все минуты считаете? — сухо спросил Вербовский, и я представил себе язвительную улыбку на его лице.
— Товарищ вахтенный командир! Слева на траверзе огонь! Движется вправо! докладывал сигнальщик сверху из темноты.
— Автомобиль по берегу идет, — отметил безразличным тоном Вербовский.
— Начальство едет, — как бы продолжил мысль командира Станкеев. — Здесь, в Румынии, очень строго насчет затемнения, но это, видать, начальство едет… У Антонеску здесь дача где-то. Может, это и он.
— Вот бы бомбу в эту дачку, — послышался голос сигнальщика.
— Не отвлекаться! — строго оборвал Вербовский.
— Есть, товарищ командир! — отчеканил матрос.
Наступившую тишину нарушил доклад из центрального поста:
— Лодка провентилирована, трюмы осушены, мусор выброшен. Разрешите остановить вентилятор.
— Добро… Остановить вентилятор! — приказал вахтенный офицер.
— Пойдем попьем чайку, помощник, — предложил Станкеев.
— Да, правильно, — охотно согласился я, — скоро мне на вахту…
Мы направились к люку, но задержались из-за нового доклада сигнальщика.
— Курсовой левого борта сорок, показался проблеск, на воде!
— Вы точно видели проблеск? — спросил командир.
— Так точно, товарищ командир, вот он: курсовой сорок, слева, на воде! Не так далеко.
— Боевая тревога! Торпедная атака! — увидел и Вербовский тусклый огонек двигавшегося вдоль берега судна. — Лево на борт!
Я бросился на свой командный пункт.
«Камбала» легла на курс атаки. Боевые посты тотчас же доложили о готовности.
Подводная лодка полным ходом неслась к вражескому кораблю.
Я сверял расчеты с данными о противнике, которые поступали с мостика, и убеждался, что все идет хорошо. Все мы были возбуждены, однако каждый делал свое дело четко, быстро и точно.
— Аппа-ра-ты! — понеслась грозная команда в торпедный отсек, на боевой пост. И вслед за ней: — Отставить!
Но нервы у торпедистов были настолько напряжены, что команду «Отставить!» они приняли за «Пли!» Торпеды выскочили из аппаратов и устремились в заданном направлении.
— Срочное погружение! — услышали мы следующую команду Вербовского.
Люди, буквально друг у друга на плечах, посыпались в люк центрального поста.
Потребовались считанные минуты, чтобы «Камбала» оказалась на глубине и начала отход в сторону моря.
— По ошибке атаковали дозорный катерок; будь он проклят! Понятно? шепотом сказал мне Вербовский.
— Бывает… — успокоил командира Иван Акимович, стоявший рядом. — Еще хорошо, что он оказался… слепым. Если бы он видел, как по нему торпедами швыряют, мог бы еще нас погонять…
— Эх, если бы знать. Установить бы глубину хода торпед поменьше и залепить в борт этому дозорному, — досадовал я. — Но почему же он несет огонь?
— Не знаю, не спрашивал, — сухо бросил Вербовский.
— По-моему, иллюминатор приоткрыт или плохо затемнен, — предположил Станкеев.
Несмотря на неудачу, первая атака принесла известную пользу. На боевых постах и командных пунктах были выявлены ошибки и неточности. Устранение их, несомненно, многому научило и подняло боевую выучку экипажа.
Всеобщее разочарование было, конечно, велико, но оно очень скоро прошло.
На следующий день меня подозвал к перископу вахтенный командир лейтенант Глотов.
— Как вы думаете, стоит доложить командиру: какие-то подозрительные дымы вот в этом направлении, посмотрите сами.
Я с трудом различил на фоне облаков еле видимые клубы дыма.
— Нужно доложить. Дымы судов, — заявил я. Вербовский приказал сыграть боевую тревогу и бросился в центральный пост.
В нашем соединении Вербовсиий был единственный убеленный сединами командир подводной лодки. Он имел большой опыт работы с людьми, но возраст брал свое. Бывали случаи, когда он настолько уставал, что даже не мог вращать перископ, и мне приходилось помогать ему. Состояние нервной системы Вербовского также оставляло желать много лучшего. Он быстро раздражался.
— Что — конвой? — ворвался Вербовский в центральный пост.
— Дымы судов, товарищ командир! — доложил Глотов, уступая Вербовскому место у перископа.
— Только и всего? — Вербовский был явно разочарован.
— Дыма без огня не бывает, — ввернул Иван Акимович, прибежавший в центральный пост вслед за командиром.
Командир смотрел в перископ минут десять, но никаких команд не подавал. Подводная лодка шла прежним курсом и с прежней скоростью. Курс же наш был таков, что если бы дымы принадлежали конвою, то с каждой минутой мы все больше и больше упускали бы возможность атаковать врага. Я отчетливо видел это по карте и шепотом сообщил Ивану Акимовичу.
