Ожидая, пока отправят портовым катером на берег умерших по дороге от тяжелых ран, капитан все время ходил по мостику, время от времени разглядывая в бинокль панораму бухты.
Вдруг в окуляры бинокля Каспарский увидел человека. Он плыл по направлению к транспорту «Ксения», стоявшему невдалеке от «Принцессы Христианы». Судя по тому, как он справлялся с волнами, видно было, что это хороший пловец.
Это был Анатолий Железняков. Приблизившись к борту «Ксении», он закричал:
— Эй, вы! Вам матросы не нужны?
С парохода никто не ответил. Тогда он закричал еще громче:
— Эй, эй! Не требуются ли матросы? Кочегары не нужны?
В ответ Анатолий услышал:
— Матросы не требуются! Кочегаров хватает!
А кто-то насмешливо прокричал:
— Спеши, молодчик, обратно к берегу! А то портки унесут!
«Ксения», шедшая с грузом к берегам Анатолии, заревела последним гудком, прерывисто загрохотала якорная цепь, судно забурлило винтами и стало разворачиваться, ложась на курс.
Преодолевая усталость, пловец поплыл к транспорту «Принцесса Христиана».
Увидев это, Каспарский скомандовал:
— Спустить штормтрап! — В мегафон он ободряюще крикнул: — Молодец! Такие матросы всегда нужны мне! Поднимайся на палубу!
Когда Железняков поднялся на борт судна, к нему подошел пожилой матрос и протянул брезентовые брюки:
— На вот тебе, браток, приоденься. А то неудобно как-то, одет ты не по форме… У нас здесь все же есть женщины, сестры милосердия…
Каспарский сошел с капитанского мостика и обратился к Железнякову:
— Молодчина, молодчина! Но почему ты… таким путем…
— Голод не тетка, если нужно — и через море переплывешь! Ищу работу. На любую согласен, господин капитан.
— Работа найдется. Документы есть? — спросил Каспарский.
Анатолий развернул клеенку.
— Вот, пожалуйста… Паспорт… Удостоверения…
После побега с «Океана» Железняков добрался до Москвы. Товарищи, рабочие-подпольщики с завода Густава Листа, достали ему документы, с которыми он благополучно добрался к Черному морю, пройдя многочисленные полицейские и жандармские проверки.
— Так, так… Викторский Анатолий Григорьевич… 21 год… — вслух произнес капитан, возвращая пловцу бумаги. — А почему ты не на военной службе?
— По документам видите, господин капитан, что я освобожден от призыва. Льготу имею. Единственный сын у больной матери…
— Ясно. А на судах плавал? — спросил Каспарский.
— Да… Работал кочегаром на волжских пароходах «Жигули» и «Каспий».
— Значит, был речником. Теперь станешь моряком… Беру тебя кочегаром, — заявил капитан.
Из люка, ведущего в машинное отделение, вышел сухощавый, высокий человек. В зубах он крепко держал мундштук обгоревшей маленькой трубки
— Вот, Степан Петрович, наш новый кочегар, — обратился Каспарский к подошедшему. — А старую развалину, Непомнящего, отправьте на берег…
— Слушаюсь, Александр Янович, — небрежно взял под козырек человек с трубкой и, окинув новичка испытующим взглядом, направился к люку, ведущему вниз.
— Наш главный механик, — пояснил Каспарский, — будет твоим начальником.
— Господин капитан, вещи мои на берегу… — нерешительно сказал Железняков.
— Сейчас иди на камбуз, там тебя накормят. А потом бери шлюпку и катай за своими пожитками. Сегодня вечером снимемся с якоря. — С этими словами Каспарский удалился.
Вернувшись с камбуза, Железняков прошелся по палубе и присел на кнехт. Во время скитаний в поисках работы ему приходилось много раз слышать о том, что «Принцесса Христиана» совершала рейсы в Трапезунд, Ризе. Оттуда можно было пробраться в Персию… А из Персии махнуть… Эх, да мало ли куда можно улететь через эту восточную страну! — размечтался Анатолий. Сегодня перед ним открывался широкий путь к спасению…
Вдруг до него ясно донеслись слова одного из фронтовиков с перевязанной рукой, мешавшего русские слова с украинскими:
— Молодой, да, видать, из ранних. Значит, старик ваш буде теперь безработным из-за этого героя? Высокий матрос ответил сокрушенно:
— Непомнящему теперь придется подыхать с голоду. Кто возьмет его на другое судно?
К разговаривающим подошел рослый, широкоплечий человек с темной шевелюрой вьющихся волос.
— На вахту, Волгин? — спросил усатый матрос. — Ну как твой напарник? Говорят, выгоняют старика…
— Выгоняют как собаку! На его место берут молодого, здорового. Когда кочегарка сделает и его таким же старым и больным, его тоже выбросят, как ненужный хлам…
Внезапно он умолк. На палубе появился механик. За ним шел сутулый седоволосый человек в заношенных старых брюках и брезентовой куртке. Он о чем-то просил механика. Но тот, молча отмахнувшись от него, скрылся в каюте капитана.
— Брось, Феодосии, унижаться! Разве уговоришь их? — Волгин подошел к старику.
— А где этот бродяга, которого берут на мое место? — сердито спросил старый кочегар.
Солдат с перевязанной рукой кивнул в сторону Анатолия:
— Вон, отдыхает, бессовестный… Даже не смотрит сюды…
Железняков готов был провалиться на месте.
— Ерунду мелешь, пехота! — резко крикнул Железняков, поднимаясь. Никого не собирался я оставлять без куска хлеба! — Глаза его встретились с устремленным на него взглядом старого кочегара. — Не обижайся на меня, старина. Я не знал, что ваш капитан устроит такую подлость! — Анатолий быстро прикрепил шнуром поверх еще не просохших волос сверточек с документами и с края борта прыгнул в море.
Теперь волны были попутными для пловца, и он направлялся к берегу быстрее, чем добирался на рейд. Солнце склонилось уже совсем низко над горизонтом, когда Железняков вернулся на берег. Ветер стал еще крепче. Волны все сильнее и яростнее разбивались о прибрежные камни и портовый мол. По небу поползли угрюмые тучи. Похоже было, что к ночи разбушуется настоящий шторм.
Сильное волнение на море заставило Каспарского по настоянию врачей, сопровождавших раненых, ввести судно в бухту. Опасно было продолжать рейс и по другой причине. Наблюдательные посты заметили недалеко от прибрежной полосы перископ вражеской подводной лодки.
Над городом и морем опустилась густая южная мгла. Железняков бродил по набережной, озабоченный, где провести ночь. Полиция не разрешала безработным спать на бульваре и в приморском парке. И они уходили на ночь далеко за город. Решил направиться туда и Анатолий. Вскоре он оказался вблизи ресторана «Сан-Ремо», окна и стеклянные двери которого были тщательно замаскированы. Из большого зала доносились визг и хохот женщин, пьяные мужские голоса, звон посуды и звуки музыки.
