— Месье, — говорит он, — вы предугадали: это проект г-на де Кальзабижи, который перед вами.
— Я счастлив, что я думаю так же, как месье; но если вы им не воспользовались, могу ли я спросить причину?
— Имеется несколько доводов против этого проекта, все правдоподобные, ответы на которые весьма неясны.
— Я знаю из них во всей природе только один, — отвечаю я холодно, — который мог бы мне заткнуть рот. Это было бы, если бы король не разрешил своим подданным играть.
— Этот довод можно не рассматривать: Король позволит своим подданным играть; но будут ли играть они сами?
— Я удивлен, что кто-то сомневается в том, что нация готова будет платить, если будет выигрывать.
— Допустим, они будут играть, если будут уверены, что есть некая касса. Как образовать этот фонд?
— Королевская казна. Декрет Совета. Достаточно предположить, что король в состоянии оплатить сто миллионов.
— Сто миллионов?
— Да, месье. Надо произвести впечатление.
— Значит, вы допускаете, что король может их потерять?
— Я это допускаю; но лишь после того, как он получит сто пятьдесят. Зная силу политического расчета, вы должны исходить только из этого.
— Месье, я тут не одинок. Допустите, что в первом же тираже король может потерять запредельную сумму?
— Между возможностью и действительностью — бесконечность; но я соглашусь. Если король потеряет в первом же тираже большую сумму, судьба лотереи решена. Это несчастье. Следует морально учитывать такую возможность. Но вы знаете, что все страховые конторы богаты. Я вам докажу перед всеми математиками Европы, что, поскольку Бог нейтрален, невозможно, чтобы король не выиграл в этой лотерее один из пяти. Это секрет лотереи. Вы согласны, что разум должен опираться на математическое доказательство?
— Я согласен с этим. Но скажите мне, почему не ввести правило Кастеллетто[6], чтобы выигрыш короля был гарантирован?
— Не существует в мире такого Кастеллетто, которое давало бы абсолютную и очевидную уверенность, что король всегда выигрывает. Кастеллетто состоит лишь в том, чтобы сохранять предварительный баланс, когда необычный выигрыш выпадает на один, два или три номера и может причинить держателю лотереи большие потери. Кастеллетто, впрочем, объявляет предельную сумму. Кастеллетто сможет дать вам уверенность в выигрыше только лишь отложив тираж до той поры, пока все шансы не выровняются, и тогда лотерея не пойдет, так как в этом случае, возможно, придется ждать тиража десять лет, а кроме того, я скажу вам, что в этом случае лотерея станет совершеннейшим мошенничеством. То, что гарантирует от этого бесславного конца, это фиксируемый тираж каждый месяц, потому что публика при этом рассчитывает, что держатель все же может проиграть.
— Не будете ли вы любезны поговорить об этом в Совете полного состава?
— Охотно.
— И ответить на все возражения?
— На все.
— Не хотите ли вы представить мне ваш план?
— Я представлю свой план, месье, только когда идея будет принята и я буду уверен, что ее одобрят и мне предоставят те преимущества, на которые я рассчитываю.
— Но ваш план всего лишь этот, который вы здесь видите.
— Я в этом сомневаюсь. В своем плане я показываю, в общих чертах, сколько король получит в год, и доказываю это.
— Можно будет, наверное, продать его компании, которая заплатит королю определенную сумму.
— Прошу прощения. Лотерея может иметь успех только в предположении, что она будет действовать неотвратимо. Я не хочу связываться с неким комитетом, который, чтобы увеличить доход, будет думать об умножении операций, увеличивая наплыв участников. Я уверен в этом. Эта лотерея, если я должен в ней участвовать, будет королевская или никакая.
— Г-н Кальзабижи думает как вы.
— Я этим вполне удовлетворен.
— Есть ли у вас персоны, готовые заниматься Кастеллетто?
— Это должны быть просто «умные машины», которых во Франции должно хватать.
— Какую вы предполагаете ставку барыша?
— В двадцать на сотню при каждом тираже. Тот, кто принесет королю экю на каждые шесть франков, получит пять, и конкурс будет таков, что, при прочих равных, нация уплатит монарху, по меньшей мере, пятьсот тысяч франков в месяц. Я докажу это на Совете, при условии, что он будет состоять из членов, которые, уразумев конечную правильность расчетов, физическую и политическую, не уклонятся от их принятия.
Довольный тем, что мог осветить все, для чего меня пригласили, я вышел, чтобы немного пройтись. Возвратившись, я застал их за обсуждением этого вопроса. Кальзабижи, дружелюбно подойдя ко мне, спросил, предусматриваю ли я в своем плане «кадерну». Я ответил, что публика должна иметь возможность играть также и на «квин»[7], но в своем плане я ввожу более строгое правило, по которому игрок может играть на кадерну и на квин только при условии, что он одновременно играет и на терн . Он ответил, что в своем плане он допускает простую кадерну с выигрышем пятьдесят тысяч к одному. Я мягко ответил ему, что во Франции есть люди, весьма сильные в арифметике, которые, увидев неравные выигрыши во всех шансах, воспользуются сговором. Он пожал мне руку, сказав, что хотел бы, чтобы мы выступили вместе. Оставив свой адрес г-ну дю Верней, я ушел поздно вечером, довольный и уверенный, что оставил хорошее впечатление в голове у старика.
Три-четыре дня спустя я увидел у своих дверей Кальзабижи, которого заверил в том, что не ожидал его здесь увидеть, поскольку не смел надеяться. Он сказал мне без обиняков, что манера, с которой я говорил с этими месье, их поразила, и что наверняка, если я захочу склонить к этому Генерального контролера, мы учредим лотерею, в которой сможем сыграть заметную роль.
Я этому верю, — ответил я ему, — но роль, которую они будут в ней играть сами, будет еще больше, и, несмотря на это, они не торопятся; они не послали за мной, а впрочем, это для меня не самое важное дело.
— Сегодня у вас будут новости. Я знаю, что г-н де Булонь говорил о вас с г-ном де Куртейль.
— Уверяю вас, я этого не добивался.
Он попросил меня с совершеннейшей любезностью пойти с ним отобедать, и я согласился. В тот момент, когда мы выходили, я получил записку от аббата де Бернис, в которой говорилось, что если я могу быть завтра в Версале, он доставит мне случай говорить с м-м Маркизой, и что в то же время я встречусь там с г-ном де Булонь.
Не из небрежности, но с умыслом я дал прочесть эту записку Кальзабижи. Он сказал, что у меня в руках все, что нужно, чтобы склонить дю Верней к устроению лотереи.
