«Memini me Alexandrum non mercatorem!»[7] — произнесет Карл пятнадцать лет спустя в Альтранштедте запомнившуюся с детства громкую фразу, принадлежавшую, согласно описаниям Квинта Курция, великому македонянину.
Поэзии и художественной литературе отводилась подчиненная роль. Карлу рекомендовалось почитать письма Цицерона, а также ознакомиться с шотландцем Барклаем и его романом «Ардженис», вызвавшим тогда всеобщий интерес у публики, и некоторыми героическими сказаниями Гидеона де Максибрандера.
Впрочем, склонности к художественной литературе у ученика не обнаруживалось, да и в будущем у короля не возникало потребности в чтении романов, стихов и драм, если не считать его внезапного интереса к Расину в скучных турецких Бендерах. Только однажды современники зафиксировали случай, когда Карл процитировал стихотворную строфу, а вернее строку из Шернхъельма: «Месяц молча плывет по небосводу и не замечает собачий лай...» Он пояснил, что цитата относится к нему самому. Вероятно, ситуация, в которой находился принц, была созвучна с этими словами.
Его задатки больше апеллировали к содержанию, морали и математической деловитости, нежели к форме, эстетике или поэзии. Вещь, по его мнению, должна быть истинной, чтобы стать ценной. По этим причинам он будет ненавидеть всякую дипломатию, потому что в ней не найдет и капли нравственности и истины. Все, что истинно и нравственно, должно быть воспринято как руководство к исполнению и подражанию. Все, что лживо и безнравственно, должно быть отброшено в сторону. Для монарха это правило вдвойне, втройне важнее, чем для его подданных. Как можно требовать от них честности и правды, если ты сам не отвечаешь этим требованиям? «Счастье может изменить, но нельзя перестать быть честным человеком», — скажет он однажды одному из своих приближенных.
Согласно Шекспиру, честный человек бывает один на десять тысяч. Среди королей этот процент, надо полагать, еще ниже, ибо государственная умудренность с возрастом плохо уживается с моралью. Карл XII был все-таки нравственным королем — настолько нравственным, насколько позволяли время и тогдашние представления о нравственности. Так он, во всяком случае, был воспитан. Впрочем, в воспитательной программе не было ничего особенного и оригинального — оригинальным оказался ученик, для которого она предназначалась и который принял ее всерьез и на всю жизнь.
«Его Королевское Высочество должен обладать прямодушным и непоколебимым разумом, который не зазнается в счастье или приходит в уныние при неудаче... По отношению к другим людям он должен быть честным сердцем, добрым и вежливым в своих жестах, правдивым в речах и ответах, милосердным к бедным и страждущим, снисходительным и мягким, насколько позволяют правосудие и совесть; быть праведным в своем суде, чтобы не пропустить вовремя у одного то, что со всей строгостью наказывается у другого»[8].
Так наставляли его на путь истинный учителя. Но сколько юношей выслушивали в свое время подобные сентенции! И был ли среди них хотя бы один, кто воспринял бы их с меньшей рассеянностью, чем принц Карл? — спрашивает Ф. Г, Бенгтссон.
Учение шло своим равномерным ходом, каждый день с 8 до И утра, затем с 14 или 15 до 18. Норкопенсис неизменно появлялся в классе и терпеливо, мягко, но настойчиво вкладывал в голову принца свои обширные знания — ведь кроме элоквенции он знал еще кое-что. В то время не было узких специалистов и каждый ученый человек стремился охватить своим разумом многое.
Для развития самостоятельного мышления и навыков изложения он, подобно греческим философам, часто практиковал со своим учеником письменные диалоги, в ходе которых выяснялось, как ученик умеет защищать свою точку зрения и подкреплять ее ясными и логичными доводами. Вот некоторые примеры этих диалогов[9].
«6 марта 1689 г., Стокгольм.
Я долго размышлял над тем, как можно стать счастливым. Кажется, я нашел правильный путь к этому.
Что же это за путь?
Если бы мне удалось всегда жить и делать так, как мне нравится, то я был бы счастлив.
Возможно, для нас это мало пригодно. Если бы это было пригодно, то Бог так бы и распорядился.
Никто не может знать, что пригодно, кроме самого себя.
Но Богу лучше известно, что является пригодным.
Но я ведь не делаю ничего нехорошего, если ищу собственную пользу и выгоду.
Нет, Вы поступаете неправильно.
Это еще надо доказать.
Да, и я это докажу.
Послушаем!
Потому что хотят противиться Богу.
Ну-ну-ну! Если бы я мог жить, как хотел, какой мне от этого ущерб?
В таком случае теряется награда Царства Небесного за все усилия.
Боже сохрани нас от такого несчастья! Должен ли я поверить, что запрет жить так, как я хочу, является законом Бога? :
Во всяком случае, должно в это верить.
Где же мне найти совет о том, как устроить свою жизнь?
В словах Господа Бога.
Слова Господни — широкое понятие. Не может ли господин указать на конкретное место?
В Библии.
Трудно все-таки узнать, по каким законам должно жить. Если я открою Библию, я наткнусь на историю о Каине, убившем Авеля, или на Иуду, предавшего Христа, или на евреев, забросавших камнями Стефания. Поскольку это не годится как пример для построения своей жизни, я хотел бы узнать, какую часть слова Божьего должно взять для этого.
Указания Бога.
Но где же найти их?
В десяти его заповедях.
Я всегда слышал, что никто эти заповеди строго не соблюдает. Какой совет даст мне господин, чтобы я мог быть счастливым?
Попросить Бога о прощении.
Разве Бог обязан меня прощать?
Нет.
Как же мне добиться прощения?
Только из милости и милосердия.
Из-за кого Бог должен быть милостивым и милосердным?
Из-за Сына Божьего.
Кто этот Сын Божий и как его имя?
Иисус Христос.
Что такое он сделал, что стал дорог Богу?
Он страдал за нас.
Это утешительный и хороший ответ. Я буду делать свою жизнь согласно учению господина и пожелаю ему в этом деле победы надо мной.
21 июня 1689 г., Карлберг.
Какое самое заветное желание, господин?
Мне хотелось бы иметь счастье однажды сопровождать папу в поход.
27 июля 1689 г., Карлберг.
Пристойно ли сидеть и беседовать о старых императорах и отмечать каждую их ошибку?
