— Грабить вас сегодня ночью собираются, отец. Потому и пришли мы...
— И вы с ними?! — ужаснулась старуха.
Трояновский усмехнулся:
— Были бы с ними — не объясняли бы... Давайте быстренько запирайте двери!
Бабка выскользнула в сени, и оперативники услышали, как там загремел массивный железный засов.
Трояновский поместил стариков в самую дальнюю комнату. За ее дверью встал Берман, сам Григорий Абрамович спрятался в кухне, за шкафом.
— И чтоб — ни звука! — предупредил он стариков. — Из комнаты не выходить!
Только увидев приготовления оперативников, их вынутые из кобуры пистолеты, понял старик, что дело серьезное. Он упал перед Трояновским на колени.
— Спасите, ради бога, спасите! — бормотал он. — Ничего не пожалею!
— Да вы что, думаете, что говорите? Идите в комнату! — прикрикнул на него Григорий Абрамович: бандиты могли появиться с минуты на минуту.
Потянулось ожидание.
...За окном послышался шорох, тихо скрипнули петли калитки. «Идут!» — понял Трояновский и плотнее прижался к стене. Тут же увидел притиснутые к оконному стеклу лица: старались разглядеть внутренность кухни.
Замазка на окнах была старая, закаменела, и Мишка зря потратил минут двадцать, стараясь отколупнуть ее финским ножом. Тогда он осторожно, локтем, выдавил стекло, вдвоем с напарником вынули обломки, опустили в стоящую рядом бочку с водой, смывая со стекла отпечатки пальцев. Тихо влезли в окно.
— «Мочу» старуху, потом примемся за старика... — услышал Григорий Абрамович шепот бандита и с ужасом вспомнил, что на их пути стоит Берман. Щуплый, низкорослый, он в темноте вполне мог сойти за старика и получить либо удар ножом, либо пулю. Трояновский щелкнул выключателем и бросился вперед. Грохнул выстрел, но в следующую секунду трофейный «вальтер» Новаковского лежал на полу, а сам Мишка согнулся от боли в скрученных руках. В окно прыгнул Огарков, преграждая путь к отходу второму бандиту, и тот медленно поднял руки, выпустив из них финку.
Втроем быстро связали бандитов и тут услышали на улице выстрел. Спустя некоторое время в дом вошел Калгин.
— Где третий? — спросил его Григорий Абрамович.
— Когда вы здесь зашумели, он кинулся было бежать, я спрыгнул с дерева, да неудачно, упал на колено. Он на меня — с ножом... Я и выстрелил. Кажется, наповал...
Вышли на улицу.
— Ну, так где же он? — спросил Трояновский.
Калгин удивленно оглядывался.
— Да вот же, здесь он лежал!
Григорий Абрамович посветил вниз, увидел темные пятна на земле, повел фонариком влево — на некрашенных досках забора отчетливо были видны кровавые отпечатки ладони.
— Беги, срочно звони во все больницы: как поступит раненый, чтоб немедленно сообщили нам! — скомандовал он Берману.
Раненого бандита подобрали на привокзальной площади, привезли в больницу. Он был без сознания. Двое взятых бандитов молчали, как ни бился с ними Трояновский. А нужно, обязательно нужно было знать, кто навел их на этот дом. Мишка, кривя губы в усмешке, бросил:
— Не надейся, Ворон, своих не продаем!
Григорий Абрамович и не надеялся, знал: эти двое не скажут. Вся надежда была на того, третьего, что лежал в больнице. Рядом с ним неотлучно находился Огарков.
Перед смертью раненый пришел в сознание, рассказал все. Показания за него подписал дежурный хирург.
Женщин взяли сразу же, как только Огарков позвонил из больницы. Привели на очную ставку с бандитами. Мишка зло выругался:
— Хват, сволочь, продал!
Трояновский протянул ему показания умершего:
— На, читай!
Мишка скользнул взглядом по листку бумаги, вздохнул:
— Эх, недаром я его брать не хотел! Как чувствовал...
Дело пятое: СОВЕСТЬ ЗАГОВОРИЛА
Зинаида Ивановна, заведующая карточным бюро Нижнеудинска, открыла усталые глаза, и взгляд ее невольно скользнул вниз, к чемодану. Там было пусто. Она не поверила своим глазам, нагнулась, повела рукой. Чемодана не было. И ночную вагонную тишину разорвал ее истошный вопль:
— О-ой! Укра-а-али-и!!
Трояновского вызвал к себе начальник управления транспортной милиции полковник Метелкин.
— Такое дело, Григорий Абрамович... В поезде у заведующей карточным бюро украли чемодан с продовольственными карточками. Представляешь, на весь район и город там были карточки! И среди них — немало рейсовых... В обкоме партии уже знают, звонили. Словом, разбейся, но карточки найди.
Потерпевшая ждала его в Кимельтее. Рассказала:
— Всю дорогу ведь глаз не смыкала! Боялась... И вот тебе на... Перед самой Зимой сморил сон... А в Кимельтее проснулась — ничего. Может, от самого Иркутска караулили?
Трояновский понимал, какую ценность представлял собой чемодан. Особенно из-за рейсовых карточек, которые можно было отоварить в любом населенном пункте страны, даже не имея в паспорте постоянной прописки.
«Разиня! — неприязненно подумал Григорий Абрамович и про себя прикинул: — Так. Значит, до Зимы чемодан наверняка был на месте. Да и в Зиме его вряд ли кто трогал; только что уснула, не успела еще разоспаться-то, наверняка бы проснулась, если что. Значит, здесь, в Кимельтее?»
В первую очередь он пошел к начальнику станции: не ждали ли кого с этим поездом?
— С самого вечера на станции толкался возчик из леспромхоза, ждал своего директора.
— Приехал директор-то?
— Видимо, приехал. Утром возчика уже не было.
Возчика, старичка с седенькой сивой бородкой, Трояновский засыпал вопросами: не видел ли на станции кого из знакомых? Может, кто из них приехал с этим поездом?
Дед задумался. Потом, поглаживая бородку, сказал:
— Не ведаю, с этим ли поездом он приехал, но подвезти просился.
— Кто?!
— Да Степан Никулин. Чемодан еще у него был. Маленький, а тяжелый. Степка его аж двумя руками тащил.
— Далеко увез его?
— Дак до дома! Степка, почитай, два года дома-то не был: сидел за воровство.
— Дом показать можете?
— А чего же не показать? Я Никулиных хорошо знаю. Отец-то Степкин до сих пор на железке работает, с самых двадцатых годов.
Степана дома не оказалось. Мать с отцом тревожно смотрели на Трояновского.
— Неужто опять что натворил? — с тревогой спросила мать. — Какой-то странный он вчера был, вроде как потерянный...
— А сейчас он где?
— Сказал, что в деревню поехал. Дружок там у него в колхозе работает... Обещал сегодня вернуться.
Григорий Абрамович решил произвести обыск в квартире Никулиных.
— Что ж, ищите... — только и сказал Степкин отец, а мать низко опустила голову, словно придавила ее тяжелая ноша.
