Рассказывали в "клубе" и анекдоты. Как правило, нейтрального содержания, чтобы никто из известных людей там не засветился или, не дай Бог, про решения партии и правительства. Всегда про иностранцев и про русского Ивана - он всегда среди них лучший. Коротких анекдотов тогда не было, но один я запомнил.
К немцам в плен попали американец, англичанин и русский. Перед тем как вести их на расстрел, им разрешили загадать по последнему желанию. Американец и англичанин попросили по рюмке виски, а русский попросил привести к нему самого здоровенного фрица в самых больших сапогах. Нашли такого, привели. Русский просит: "А теперь, Фриц, отвесь-ка мне хорошего богатырского пенделя". Фриц собрал всю силу, разбежался да как дал ему пинка под зад. Русский врезался в стенку, отскочил от нее, сшиб с ног охранника, выхватил у него автомат, перестрелял всех фашистов, вышиб прикладом решетку в окне и кричит:
"А ну, парни, бежим отсюда". Иностранцы, оправившись от шока, спрашивают его: "Ты что, Иван, сразу не мог это сделать?" А русский в ответ: "Мог, конечно, но мы, русские, пока хорошего пенделя не получим, ничего делать не будем".
Осознание услышанного приходит потом, когда человек начинает узнавать то, что он ранее слышал на уроках истории, в книгах в кинофильмах, из рассказов ветеранов.
Отец только удивлялся, когда я его потом просил рассказать про войну и напоминал эпизоды, которые слышал в раннем детстве.
Однажды, уже в зрелом возрасте я спросил отца, почему он до сих пор ничего не говорит о войне. Посмотри кругом, всюду ветеранские организации, фильмы о войне, книги о войне, стихи о войне.
Телевизионные передачи, радиопередачи, у нас до сих пор осталось с кровью впитанное чувство - "убей немца". И за границей то же самое.
Знаешь, сынок, - сказал мне отец, - когда-то и я был таким же.
Стоило нам собраться где-то в количестве больше двух человек, то ли за бутылкой, то ли без бутылки по работе, сразу начинались разговоры о войне, кто и где был, что он делал, кто и сколько немцев убил, как жили в Германии после победы, как освобождали те или иные города, много на войне было того, о чем можно рассказывать, рассказывать и рассказывать. И у твоего отца, как и у всех, было что порассказать.
Иногда фронтовики в чем-то не соглашались по поводу того или иного эпизода войны, характеристик командиров и генералов, дело доходило до того, что начинали хватать друг друга за грудки, бить по морде, благо, если ты в людей стрелял, то угрызений совести от того, что кому-то нос расквасишь, никогда не возникает. Подумаешь, какое дело.
Драка - это как бой. Один раз подрался, два раза подрался, а потом уже будешь распускать кулаки, куда ни попадя, пока не найдется боец, который так тебя отделает, да еще ногами всего испинает так, что потом человек начинает задумываться, а стоит ли кулаки распускать. В войне мы показали, что несмотря на нашу отсталость, не стоит русских задирать, долго запрягают, зато потом несутся во весь опор. А война это болезнь, и всех участников войны лечить надо, и серьезно лечить надо.
Году в 1954 на медобследовании, а завод наш как военная организация, обнаружили у меня свинец в крови. Я тогда в основном со свинцом работал, паяли свинцовые соединения охладителей, делали свинцовые покрытия, под горелкой свинец расплавлялся, как вода, и нужно было ухитряться не слить его, а равномерно распределить по поверхности трубы или стыка. Пары свинца опасная штука. По тогдашним временам, крест на мне поставили. В войне уцелел, как-то снаряды и пули мимо летели, а тут в мирное время свинцовая пуля меня подкосила. Работу со сваркой мне запретили, стали кормить разными лекарствами, на курорты отсылать за казенный счет. У Нас тогда мало кто видел хорошего, а я поездил по югам, процедуры принимал, и без женщин не обходилось, и все разговоры снова сводились к войне.
Лечение мое результата не давало. А тут закончилось дело
"врачей-вредителей", стали возвращаться врачи еще с дореволюционным образованием и с фамилиями не совсем русскими. При чем здесь фамилии? Специалист это и фамилия, и должность, и звание. Если еврей, то ты у него лечиться не будешь? Ну и не лечись. Иди, ищи себе другого врача. Вернулся и наш доктор. Его у нас за глаза звали
"батенька", потому что он ко всем, невзирая на возраст", обращался
"батенька". Пришел и я к нему. Так, батенька, - говорит он, чего же это вы не лечитесь. На курорты ездили, процедуры принимали, а уровень свинца в крови и не понизился. Вы что же, белокровие себе хотите заработать? А что делать, доктор, - говорю я, - испробовал все, что было возможно, а толку никакого, и фронтовые рецепты по выгонке всяких хворей, и методы дедовские и все без толку. Ладно, - говорит доктор, - есть у меня рецепт, но только ты об этом никому не говори: тебя на смех поднимут, а меня с работы выгонят. Все равно я на прицеле из-за своей фамилии да из-за родственников моих, что в госпиталях работали и в белых, и в красных. Должен ты, Иван, каждый день выпивать по поллитровке хорошего вина, виноградного, и лучше красного. Учти, что ты будешь пить лекарство, а не вино. Даже вода становится горькой, если ее как лекарство пьют. Не вздумай пить вместе с кем-то. От одной бутылки наши мужики только трезвеют. Иди домой, выпей бутылку сам, жене рюмочку налей, объясни, что к чему и попроси языком не трепать. А как же компания наша, ведь обидятся мужики? Ничего, пообижаются и перестанут. Вот что еще посоветую, сказал доктор, - говори поменьше о войне. Эти рассказы, как наркотик. Чем больше говоришь, тем больше хочется говорить. Тем больше у человека развивается чувство того, что именно на войне совершил, такое, от чего война пошла совсем не так, как ее задумывали генералы и что подвиги его по-настоящему не оценены.
Развиваются неврозы, когда любое слово кажется оскорбительным для ветерана. Эти исследования проводил еще мой дед, участник русско-турецкой войны и балканского похода. Но его исследования посчитали вредными и запретили дальше проводить мероприятия по адаптации участников боев к условиям мирной жизни. А последняя война в пример тем войнам не идет. Вот с тех пор, - сказал отец, - я и не
"тусуюсь", как говорит молодежь, на встречах ветеранов. К чему нервы бередить. Всех павших друзей я помню поименно, где, кто и когда и в
День Победы обязательно рюмку за них подниму. Можно вспомнить раз, два, но ежедневно прокручивать в памяти один и тот же фильм никакое сердце не выдержит.
Так вот о лечении отца вином. Через полгода медкомиссия. Все-таки нашли какие-то остаточные явления свинца. Еще через полгода допустили к работе в качестве газо-электросварщика. Вероятно, когда паял свинец, была какая-то неполадка в противогазе, раз пары свинца в организм проникли.
