«Заповедник» — самое лирическое произведение Сергея Довлатова. В Пушкинских Горах Сергей Довлатов работал накануне отъезда в США, исключенный и уволенный, откуда только было можно. Это 1977 год, а действие повести перенесено в 1971 г. Как и во многих других произведениях, рассказ ведется от имени автора, что ни в коем случае нельзя рассматривать как документальной свидетельство. Сергей Довлатов называл фактичесіше ошибки особенностью своей поэтики. Документальная фактура его рассказов — это имитация. Его лирический герой имеет столько же общего с самим Сергеем Довлатовым, сколько, к примеру, Эдичка Лимонов имеет общего с Эдуардом Совенко. В заповедник сегодня приезжают, но не только как в пушкинские, но и довлатовские места.
«Наши» — это вся современная история России через изображение жизни четырех поколений русской семьи. В русле традиций великих русских сатириков, проявляя иронию и непочтительность, характерную для его предыдущих произведений, Сергей Довлатов в «Наших» с присущей ему оригинальностью пишет групповой портрет своей семьи» (Виллидж Войс).
К слову «рассказы» Сергей Довлатов всегда добавлял: «Мои импрессионистские рассказы», поэтому его очень веселил тот факт, что американское издательство собиралось продавать повесть по разряду нон фикшен (то есть не выдуманная реальная история).
«Иностранка» посвящается одиноким русским женщинам в Америке — с любовью, грустью и надеждой. Эта повесть — неудавшаяся попытка вырваться из литературного этнического гетто. Писалась в расчете на Голливуд, но заключение контракта, увы, не состоялось.
Все люди смертны. Еще никому не удалось прожить вечно. Смерть — такая же составляющая жиз ни, как и рождение, ее иррациональный момент. Как каждый настоящий писатель, Сергей Довлатов достаточно много писал о смерти. «Жизнь коротка и печальна. Ты заметил, чем она вообще кончается». Или еще одна цитата из «Записных книжек»: «Все интересуются, что там будет после смерти. После смерти начинается — история». Сергей Довлатов считал, что о смерти писать нужно, но писать грамотно, без стилистических ошибок, писать с юмором, но без самолюбования.
Он включил в «Соло на ИБМ» цитаты из нью-йоркской газеты «Новое русское слово»: «…K счастью, из 300 человек, летевших этим рейсом, погибло 12». Траурное извещение: «Преждевременная кончина Г. Л.». Есть у него и более зловещие записи: «Возраст у меня такой, что, покупая обувь, я каждый раз задумываюсь: «Не в этих ли штиблетах меня будут хоронить?» Человек умирает только тогда, когда чувствует, что он может уйти. Уход Сергея Довлатова окрашен в какие-то полумистические тона. К своему 50-летию Сергей Довлатов хотел издать малое собрание сочинений. Он хотел назвать эту книгу «Рассказы». Сослуживцы по радио «Свобода» отговаривали и острили, дескать, так называют только посмертные издания. Вот запечатанный конверт над его рабочим столом в нью-йоркской квартире с надписью: «Вскрыть после моей смерти». Из окна этой же квартиры в Квинсе видно кладбище «Маунт Хеброн», где он и обрел свое последнее пристанище. И последнюю свою ночь, в последнем своем довлатовском «зигзаге», когда то ли первая половина еврейского набора хромосом спаивала вторую половину: русскую душу и тело, то ли наоборот, он оказался не дома. Стал задыхаться, умирать. «Столь кошмарного конца — в удушливый летний день в машине «скорой помощи» в Бруклине с хлынувшей горлом кровью и двумя пуэрториканскими придурками в качестве санитаров — он бы сам никогда не написал: не потому, что не предвидел, но потому, что питал неприязнь к чересчур сильным эффектам».
24 августа 1990 года Сергея Довлатова не стало. На надгробном камне выгравирован его автопортрет: «Одна изящная смешная непрерывная артистически завершенная линия» (И. Бродский).
Нина Берберова: «Счастье женщины — быть бесконечно преданной и ласковой»
В конце 80-х — начале 90-х годов «толстые» журналы со своим обычно академическим тиражом переживали бурную пору расцвета: в Россию возвращалась литература русского зарубежья. Я не назову сейчас точную цифру, но наша семья выписывала никак не меньше 10 «толстых» журналов. «Октябрь», «Нева», «Знамя», «Новый мир», «Юность» и множество других литературно-публицистических изданий печатали десятки романов, повестей и рассказов русских писателей-эмигрантов, малоизвестных в России, неизвестных вообще или известных условно, то есть фамилия мелькала где-нибудь в послесловии с формулировкой: «Не понял… не осознал… не принял и т. д.». В этом бурном литературном потоке, оросившем тронутую творческой засухой скудную ниву отечественной словесности, не затерялись незаурядные произведения русской писательницы Нины Николаевны Берберовой.
Нина Берберова родилась 8 августа 1901 года в Петербурге. Отец — армянин, работал в Министерстве финансов, мать — потомственная дворянка. В 1919–1920 годах училась в Ростове-на-Дону. В 1921 году вступила в петроградский Союз поэтов, занималась в студии «Звучащая раковина» Н. С. Гумилева, где познакомилась со своим будущим мужем В. Ходасевичем. С 1922 года в эмиграции: Берлин, Сорренто (жили с мужем у М. Горького).
С 1925 года живут в Париже, где началась профессиональная деятельность Нины Берберовой. 17 лет сотрудничала с ежедневной парижской газетой «Последние новости», где был опубликован цикл рассказов «Биянкурские праздники», печаталась во всех ведущих эмигрантских изданиях: три романа и пять повестей опубликованы в журнале «Современные записки».
Во время войны проживала в оккупированной немцами части Франции, после войны редактировала литературную страницу еженедельника «Русская мысль».
С 1950 года проживает в США. С 1958 года преподает в Йельском, а затем в Принстонском университетах. Скончалась 26 августа 1993 года в Филадельфии. Нина Берберова прожила долгую жизнь, полную удивительных событий, расставаний и встреч. «Меня всегда интересовали люди, — любила повторять Нина Берберова. — Изучение внутреннего мира человека всегда важнее следования за внешней событийной канвой его жизни». Возможно, поэтому наибольший успех ждал Нину Берберову в жанре мемуарной литературы. Справочники «Юнеско» содержат информацию о существующих на сегодняшний день 35 000 специальностях. Вряд ли будет преувеличением сказать, что представители подавляющего большинства из зарегистрированных профессий оставили после себя воспоминания, размышления о пережитом или автобиографии. Трудно себе представить разве что «Записки практолога» или «Очерки ассенизатора»! Библиотека мемуарной литературы насчитывает тысячи, десятки (может и сотни) тысяч томов: от «Записок о Галльской войне Цезаря» или «Жития святых» до «Моей борьбы» Гитлера или «Малой земли» Брежнева.
