Ознакомительная версия.
В великой речи, обращенной к Богу в Храме, особенно подчеркивалось, что хотелось бы, чтобы Господь услышал и молитву иноплеменника, «который придет из земли далекой ради имени Твоего» (3 Цар., 8: 41). Сказанное отражает религиозный, то есть национальный, либерализм, пример которому трудно найти в истории, причем проистекающий не из религиозной терпимости, а из концепции общности, сосредоточенной вокруг идей монотеизма.
Соломон зашел так далеко в своем религиозном либерализме, что позволил жене поклоняться египетским богам и воздвиг на высотах напротив Храма, самого значительного из своих творений, жертвенник для своих жен и для всех, кто пришел из других стран и исповедует иную веру.
Уже говорилось, что это обстоятельство объясняется не свойственной преклонному возрасту слабостью, а продиктовано соображениями политической целесообразности, надеждой, что нееврейские народы быстрее привяжутся к своей новой родине. Но до конца своей жизни он правил твердой рукой; несомненно, вводя эти новшества, ему приходилось удерживать оппозицию, состоявшую из священников. Ему не нужно было обуздывать иностранные племена с помощью хитроумных уловок.
Знание людей других национальностей и терпимость Соломона основывались на постоянных контактах с иностранцами: тирскими ремесленниками, египетскими царями и чиновниками. Он охотно учился у них, уважая их высочайшие человеческие качества. Но именно эти связи определили осознание им превосходства монотеистической веры и возможностей собственного народа.
Вот почему в речи на Храмовой горе, там, где Соломон говорит о неизраильтянах, мы можем уловить проблеск того пока очень далекого времени, когда все народы признают единого Бога, «выбравшего» еврейский народ главным носителем веры, и когда Храму будет суждено стать местом паломничества для всего человечества.
Казалось бы, как мог человек, так относящийся к соплеменникам и наделенный чувством справедливости, требовать подобных жертв – обременительных налогов и общественных работ? Разве это не порабощение народа или проявление тирании? Но прежде всего следует помнить, что в письменных источниках сохранились свидетельства о благоденствии и процветании в царстве Соломона. Именно такое представление сохранялось в памяти последующих поколений. Только в одном документе – описании переговоров между Иеровоамом и племенами Израиля после смерти Соломона – звучат иные настроения.
Очевидно, что предъявляемые к народу требования оказались необычайно завышенными, люди несли тяготы физические и экономические помимо своей воли, хотя это и не засвидетельствовано письменно, И если правитель присвоил себе собственность и землю, которой владели его подданные, то было бы справедливо говорить о сложившейся системе рабства. Но в истории о Навуфее (3 Цар., 21), созданной спустя сотню лет, показано, что правитель не претендовал на собственность своего народа. Бремя, которое несут люди нашего времени (налоговые обязательства, воинская повинность), ничуть не легче, чем в те далекие времена.
Сам Соломон, в свойственной ему манере размышляя над возникшими противоречиями и парадоксами, без сомнения, ощущал драматичность ситуации. Он требовал жертвенности, чтобы укрепить государство всеми возможными способами, вводя технические и экономические новации. И эта цель, как и другие требования времени, не могла быть достигнута без принуждения. Естественно, что размышления о личной власти побудили Соломона действовать. Но строительство Храма и стремление к мирному развитию не подтверждают, что основные помыслы Соломона были связаны с всеобщим благосостоянием.
Тщательное изучение источников, в которых говорится о Соломоне как о личности, позволяет предположить, что более поздние преувеличения не смогли затушевать основных черт его индивидуальности. Его восхищение искусством и склонность к роскоши, стремление к порядку и систематичность, воображение, которое влекло в далекие страны, отказ от оракулов и стремление к миру говорят о внутренней гармонии. Его планы всегда сопрягались с конкретными жизненными реалиями, и он никогда не отступал от них, как это было присуще его отцу, которого разрывали земные страсти. Хотя нам неизвестны мысли Соломона, но по внешним проявлениям можно сказать, что внутренняя гармония, которая давала ему уверенность, объяснялась не только свойствами характера, но и осознанием важности своей миссии.
Тогда удивительно, почему ни один другой правитель тех далеких времен, чья жизнь была запечатлена столь подробно, не имел так мало помощников и советников, как Соломон. Какие разительные перемены произошли после Саула и Давида! Похоже, что не учитывалось мнение ни одного из государственных чиновников, никого из ближайшего окружения Соломона (даже тех двоих, которые были его зятьями), кто оказывал бы заметное влияние на его решения.
В результате масштабных реформ Соломона священники, всегда игравшие важную роль в государстве, пророки, традиционно выступавшие как наставники правителей, практически утратили былой авторитет. И Нафан, и Гад умерли в первые годы правления Соломона, не оставив преемников. Упомянутый в Библии священник Ахия (2 Пар., 9: 29), хотя и написал не дошедшую до нас историю царствования Соломона, никогда не входил в его ближайшее окружение.
В отличие от пророков, чиновники и священники могли и не подчиниться Соломону (хотя от него зависело их назначение и увольнение), но они подчинялись ему не из страха или слабости, а потому, что были убеждены в необходимости реализовать задуманное им. Правда, Соломону пришлось заплатить за свои идеи и дела одиночеством.
Сказанное, возможно, справедливо и для отношений Соломона с женщинами. Скорее всего, среди жен он отличал особо только египетскую принцессу – ведь для нее он построил дворец, куда она переехала с соответствующими почестями, о ней часто упоминается в соответствующих разделах Библии, в то время как о других женах говорится вскользь.
Несмотря на огромный гарем, состоящий из 700 принцесс и 300 наложниц (3 Цар., 11: 3), во дворце даже не существовало такого количества комнат, где могли бы разместиться все женщины гарема. Конечно, упомянутая цифра предполагает, что в их число входили музыкантши, танцовщицы и слуги царского дома вместе со своими детьми и слугами. Но Соломон был одинок, он искал и не находил друзей.
Особенную роль всегда играли добрые отношения между ним и его детьми. В жизнеописаниях Соломона упомянуты имена только двух его дочерей. О Ровоаме упоминания появляются только после смерти царя. Похоже, что Ровоам обладал достаточно сильным характером, хотя в течение долгого времени ему пришлось действовать наугад, пока он обрел уверенность. Если бы ему было позволено набраться опыта еще при Соломоне и под его руководством, то можно было бы предотвратить катастрофу разделения государства. Но в том и заключена трагедия Соломона: в его жизни не осталось места для естественных человеческих чувств.
Ознакомительная версия.
