Планы обширны, но работать трудно. Зима уже вступила в свои права. Затрещали декабрьские морозы, и в отдел топлива Совета Рабочих Депутатов за подписью Туполева уходит письмо;
«Ввиду того, что заседания коллегии Центрального Аэро-гидродинамического института в настоящее время происходят в Мыльниковом переулке, д. 8, кв. Н. Е. Жуковского, Научно-технический отдел просит отдел топлива СРД городского района разрешить владельцу квартиры профессору Н. Е. Жуковскому вывезти закупленные им в вашем отделе дрова».
Каждое утро привычными, хорошо изученными маршрутами Жуковский спешил на занятия. Извозчики не ждали его у ворот. Что говорить о лошадях — в трудном 1918 году даже люди считали себя счастливыми, раздобыв пару горстей овса, чтобы размолоть его на кофейной мельнице. Единственным средством транспорта в Москве был трамвай, неизменно переполненный. Желая облегчить своему учителю поездки по городу, коллегия ЦАГИ специальным постановлением от 24 декабря 1918 года ходатайствовала о разрешении профессору Жуковскому ездить на передней площадке вагона.
Линии фронтов отрезали Россию от внешнего мира. Перестали поступать новые научные книги и журналы. Не пополнялось оборудование лабораторий. Кольцо вражеских сил окружало молодую республику. «Я наблюдал, — писал Алексей Максимович Горький, — с каким скромным героизмом, с каким стоическим мужеством творцы русской науки переживали мучительные дни голода и холода, видел, как они работали и как они умирали. Мои впечатления за это время сложились в чувство глубокого и почтительного восторга перед Вами, герои свободной, бесстрашно исследующей мысли». Одним из героев молодой советской науки стал Николай Егорович Жуковский.
К старости многие вещи становятся тяжелыми. Такой казалась Жуковскому шуба. Она давила на плечи и спину, заставляла громко и часто стучать сердце. Николай Егорович останавливался, переводил дыхание и снова шагал вперед. Долг торопил его к студентам. Даже подумать о том, чтобы пропустить лекцию или опоздать на занятия, было для него кощунством.
Жуковский всегда с удовольствием ходил на занятия со студентами, но сейчас его отношение к своим слушателям стало еще теплее. После реформы высшей школы, проведенной в августе 1918 года, новые люди пришли в стены старых учебных заведений. Неприязненно относилась к ним профессура. Но Тимирязев, Зелинский, Жуковский, Чаплыгин, Анучин, Каблуков тепло встретили этих слушателей. Руки, более привыкшие к зубилу и молотку, пальцы, в поры которых глубоко въелось машинное масло, теперь конспектировали лекции. Им не хватало знаний — молодым пролетариям, взявшимся за науку, а потому они были особенно прилежны, потому приходилось им работать с двойным напряжением. Разве мог пропустить Жуковский лекцию у таких благодарных слушателей?
«Как много дел, как мало времени!» — эта мысль не давала Жуковскому покоя. И, задумываясь о приближающейся смерти, Жуковский говорил Ветчинкину:
— Очень хочется прочитать специальный курс по гироскопам. Ведь никто не знает их так хорошо, как я!
Несколько часов отдыха после возвращения домой заставляли забыть усталость утренних часов. Можно снова садиться за книги. Жуковский делает это методично, стараясь, чтобы ни одна минута не пропадала зря. Его новых трудов ждали многие. И даже из далекого Туркестана, где по планам ВСНХ шли ирригационные работы, необходимые для обеспечения раздетой страны текстилем, в Мыльников переулок прибыло письмо;
«Милостивый государь, Николай Егорович!
Коллегия по опытно-строительному делу при Управлении ирригационных работ в Туркестане просит Вас не отказать в любезном согласии принять на себя разработку вопроса о движении взвешенных и донных наносов в водостоках с точки зрения гидромеханики, а также в консультации по вопросам постановки экспериментальных исследований в этой области и проектирования большой Гидротехнической лаборатории в Ташкенте.
Член коллегии по опытно-строительному делу
инж. Я. Павловский[33].
В декабре 1918 года в жизнь Жуковского вошло еще одно учреждение — КОСАРТОП. Комиссия особых артиллерийских опытов, созданная крупным русским ученым-артиллеристом Василием Михайловичем Трофимовым, приняла под свою крышу не только Николая Егоровича. В КОСАРТОПе начали сотрудничать Алексей Николаевич Крылов, Петр Петрович Лазарев, Сергей Алексеевич Чаплыгин, Владимир Петрович Ветчинкин.
Листая отчет о деятельности этой комиссии, вглядываясь в текст подслеповатой стеклографической печати ее протоколов, видишь, как сливались в неразрывное целое знание и страсти, желание не отстать от других государств и стремление вооружить новейшими достижениями техники Красную Армию.
В марте 1918 года, тщательно замаскированная в лесу, наведенная на цель учеными-математиками, ударила по Парижу «толстая Берта» — гигантская пушка, тайно изготовленная на заводах Круппа. Эхо ее выстрелов разнеслось по всему миру. Через линии фронтов, отрезавших Россию, оно докатилось и до революционной Москвы. Именно они, выстрелы знаменитой крупповской пушки, и навели Трофимова на мысль об организации Комиссии особых артиллерийских опытов для разработки проблемы дальней стрельбы. Почетное место в обширной программе работ отводилось изучению законов сопротивления воздуха. Как и предполагали организаторы комиссии, Николай Егорович счел для себя честью участвовать в ее работах.
На первом же заседании в — протоколе появилась запись, определившая направление работ в этой области: «Просить профессоров Н. Е. Жуковского и С. А. Чаплыгина и инженера В. П. Ветчинкина заняться механикой газов и ее приложениями к внешней и внутренней баллистике».
Не раз направлялся Николай Егорович в КОСАРТОП. По пятницам там проходили пленарные заседания. Планы ученых обширны. С большим вниманием вслушивался Жуковский в то, что говорил Трофимов.
— Пора оставить прежний, интуитивный путь, основанный на личном мнении, на общем впечатлении и тому подобных шатких данных. Пора решать стоящие перед нами задачи аналитически, путем математического расчета!
Как близки и понятны его слова Жуковскому. Ведь именно этим путем шел он в науке долгие годы. И математические формулы стали средством решения той темы, которую профессор начал разрабатывать в КОСАРТОПе: «Движение волны со скоростью, большей скорости звука».
Выполняя свою работу, Жуковский, как это не раз с ним случалось, по существу, заглядывает в завтрашний день авиации. Он занимается газовой динамикой — наукой, интерес к которой у него назревал уже очень давно.
