В апреле 1919 года писатель Иван Бунин записал в дневнике: «Наши дети, внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, — всю эту мощь, сложность, богатство, счастье».
Один из величайших русских писателей XX века оказался провидцем. О «той России», исчезнувшей в вихре революционного лихолетья, ныне известно до обидного мало, а многие, очень многие из ныне живущих, о ней не знают почти ничего. Это, конечно, не только их вина, но и их беда.
Прошлое по-прежнему в большинстве случаев преподносится в виде набора затертых, одномерных и невыносимо скучных формул и мертвых образов: «реакционно», «прогрессивно», «реформы», «контрреформы», «реакция», «угнетение», «мнение общества», «освободительное движение», «антинародная политика» и так далее. Подобными мертвящими идеологическими определениями пестрят страницы многих учебников, специальных монографий и популярных публикаций. Русская история давно превратилась в набор клишированных определений и понятий, которые ни в коей мере не раскрывают многоцветие минувшего времени.
При такой подаче исторического материала реальная, полнокровная жизнь отлетевшей в вечность страны, цивилизации под названием «Российская Империя», подлинные цвета, голоса и звуки ее, не доступны ни восприятию, ни постижению.
Образно говоря, драматурги и постановщики приглашают публику посмотреть спектакль, но пришедших дальше фойе с аляповатыми афишами не пускают. Думается, что многие сочинители и сами не подозревают, что есть это «дальше». При такой постановке дела нечего удивляться, что публика «не проявляет интереса», неуместно сетовать на то, что «падает тяга к истории». Странно, что этот интерес еще совсем не пропал.
Корпорация профессиональных историков показала свою полную несостоятельность. Следует подчеркнуть, что в данном случае имеется в виду именно корпорация. Отдельные редкие примеры неангажированного «прогрессивной точкой зрения» освещения прошлого лишь подчеркивают беспросветность общей картины. В условиях окостенения сознания у историков на авансцене и появились такие экзотические и самодовольные «знатоки», как Валентин Пикуль и Эдвард Радзинский. Их опусы о Распутине — низшая точка антиисторического падения.
Богатое воображение, свобода от ответственности перед документом, презрение к прошлому страны и народа, неуважение к читателю, наконец, который при таком отношении не более чем «безмозглый потребитель», — все это позволило «мэтрам» изображать русскую историю в виде собрания анекдотов, многие из которых весьма и весьма пошлого свойства. «Смелые интерпретаторы» и «талантливые рассказчики» открывают «новое», которое является всего лишь заплесневелым старым, предлагают «свежий взгляд», который давным-давно несвеж.
Миф и мифотворцы до сих пор «правят бал» на ниве Русской истории. Распутин тут лишь один, но, может быть, наиболее рельефный пример. Почти все, что о нем написано и сказано, никакого отношения к подлинным событиям не имеет. Ряд наиболее смачных эпизодов приснопамятной «Распутиниады» и был проанализирован в настоящей книге. Другие же остались за ее бортом, но и они по уровню своей «достоверности» принципиально ничем не отличаются от отмеченных случаев.
Неизбежно возникает закономерный вопрос: неужели же груды фолиантов являются лишь памятниками человеческого заблуждения и невежества? Увы, фактически дело обстоит именно таким образом.
Однако только указанными причинами факт цветения «Распутиниады» объяснить невозможно. Тут всегда наличествовал и злой умысел: намерение опорочить не самого Распутина — сибирский крестьянин по сути дела мало кого и интересовал, — а монархическую Россию.
В этой связи в очередной раз неизбежно возникает тема о «мировой закулисе», влияние которой на ход дел в России ощущалось всегда, а последние десятилетия существования Коронной Власти особенно сильно. Враги Трона и Династии имели моральную поддержку от различных организаций, общественных и политических деятелей в западных странах, антиправительственные группы и партии получали там и денежное «вспомоществование». Все это так.
Но при всем том положение дел в самой Империи Двуглавого Орла это принципиально не меняло. Трагический раскол страны вызывался в первую очередь внутренними факторами социального, экономического, политического и психологического порядка.
Противостояние между «властью» и «обществом», или теми, условно говоря, пятью процентами населения, которые составляли, как ныне принято говорить, «российскую элиту», расширялось и углублялось. Сразу поясним, что понятие «элита» в данном случае не является ни культурной, ни уж тем более духовной качественной характеристикой, а лишь служит обозначением места в социальной иерархии.
В первую очередь наиболее состоятельные и самые «по-европейски образованные» социальные элементы в России в большинстве своем и отвергали настоящее, реальную жизнь, грезя о «всеобщем преобразовании». Хотя слово «революция» и пугало их, но перемен, причем «радикальных», хотели если и не все, то очень многие. Отторжение от «пошлой жизни», маниакальный порыв «в даль заповедную» прекрасно отображены в произведениях творцов «серебряного века» русской культуры.
Люди стремились жить или «в завтра» (большинство), или «во вчера» (единицы). Текущий же день представлялся тусклым, мелким, никчемным. Пренебрежение к настоящему, возникшее на почве отхода и забвения традиционных исторических и духовных ценностей, и в первую очередь — Православия, бесконечное третирование его, породили систему мифологизированных общественных представлений и устремлений. Миф рождала жажда «светлого будущего», но, едва народившись, этот фетиш делал многих людей своими рабами, и часто навсегда. Общественные пертурбации, крушения и катастрофы просветили и просветлили сознание немногих.
Понимание этой исторической коллизии чрезвычайно важно, когда возникает вопрос о том, почему же все-таки люди так легко и так беззаветно доверялись слухам, хотя у многих из них была реальная возможность, что называется, наяву установить, где кончается басня и начинается подлинная история. Легенда о Распутине оказалась сильнее обычного здравого смысла, о котором вообще можно говорить лишь условно, помня, что такая категория к обитателям «Палаты № 6», то бишь к «русскому обществу», может быть применима лишь с большой осторожностью.
По сути же своей так называемая Распутиниада — это тихая и грустная история о том, как правитель «милостью Божией» встретился с простым крестьянином, наделенным необычными способностями, даром молитвенного чудотворения.
