Но Кинга это не волновало, он прислушивался к голосу своей собственной совести. Если он одним казался революционным, а другим ― чересчур острожным, то, возможно, он и был умеренным революционером. С самого начала карьеры он сочетал в своем сознании радикальные и консервативные взгляды. Он оставался верующим христианином, никогда не забывавшим о завете братской любви. 20 мая он выступил в Голливуде. «Негр сегодня свободнее, чем он был десять лет назад, ― сказал он, ― но он еще не совсем свободен. Негр пользуется большим уважением, чем когда-либо в нашей истории, но он еще не равен белому». Этот афоризм точнее всего передает диалектику его собственного характера.
Рабочая неделя Кинга никак не умещалась в семь дней. КЮХР одновременно проводила множество акций: в Чикаго, в негритянском гетто Вайн-Сити в Атланте, в Бирмингеме. Ни одна из них в данный момент не предвещала обострения борьбы и не требовала, за исключением чикагской, крупной демонстрации сил. Только в Чикаго намечалось провести 10 июля многолюдный митинг.
В начале июня Джеймс Мередит, который первым нарушил расовые традиции Университета Миссисипи, добившись зачисления в него, заявил о своей готовности в одиночку промаршировать по своему родному штату. Он хотел проверить свое личное мужество, а заодно проверить, насколько свободнее стало в штате Миссисипи. Мартин Кинг пожелал ему удачи, когда Мередит с четырьмя приятелями тронулся в путь из Мемфиса, штат Теннесси, расположенного в нескольких милях к северу от границы штата Миссисипи. В понедельник, 7 июня, Кинг вел регулярное совещание руководства КЮХР в Атланте, когда пришло сообщение, что Джеймса Маредита застрелили.
Согласно первым сведениям, Мередит был убит выстрелами из дробовика, но потом выяснилось, что он только ранен и находится в госпитале Мемфиса. Кинг позвонил в Мемфис главе местного отделения КЮХР Джеймсу Лоусону и сказал, что прилетает навестить Мередита. Прилетели также Флойд Маккиссик из КЗРР и недавно избранный председатель ККСС Стоукли Кармайкл. Они сразу решили, что марш за свободу необходимо продолжить. Как заявил сам Мередит: «Это важнее жизни любого человека. Это важнее меня самого». Внимание нации следовало привлечь к тому факту, что Закон о гражданских правах, принятый в 1964 году, действует отнюдь не повсеместно.
Секретарь НАСПЦН в штате Миссисипи Чарлз Эверс, брат покойной Медгар Эверс, не был воодушевлен этой идеей. Свысока поглядывал на эту акцию и Уитни Янг из Городской Лиги. Против марша вскоре высказался и Рой Уилкинс из НАСПЦН, последовательно критиковавший Кинга за его выступления против войны во Вьетнаме.
Кинг вместе со своим штабом обосновался в Мемфисе, в методисткой церкви, в которой служил Джеймс Лоусон. Затем на четырех автомобилях они выехали к тому месту на шоссе № 51, где неподалеку от поселка Эрнандо, штат Миссисипи, было совершено покушение на Мередита. Около двадцати участников марша совершили короткую молитву, а затем, взявшись за руки, пошли пешком под наблюдением небольшого отряда полицейских. Маккиссик и Роберт Грин вышли на полотно шоссе. Двое полицейских тотчас приказали им уйти с трассы. Шествие остановилось. Негры оказали сопротивление, не давая полицейским сдвинуть себя с места. Вмешался третий полицейский. Он дрожал от плохо скрываемой ярости и нервно теребил заранее расстегнутую кобуру...
Марш продолжался три недели. Участники его ночевали в палатках, которые везли за ними на грузовиках. Правда, в первую ночь палаток еще не было, и им пришлось вернуться в мотель Мемфиса.
Кинга очень взволновали разговоры, которые и днем на марше и ночью в мотеле вели молодые негритянские активисты. «Участвовать в марше должны только черные, ― сказал один из них. ― Нам не нужны больше эти белые обманщики. Это ― наш марш». Они пели «Мы победим», но, дойдя до слов «черные и белые вместе», многие замолчали. Позднее, когда Кинг во всеуслышание поднял эту тему, ему сказали, что песня устарела, что ей следует теперь называться «Мы всех победим!». Мартину с трудом удалось убедить их продолжить марш вместе с белыми участниками. После спора, затянувшегося далеко за полночь, они вместе набросали манифест, в котором в числе прочего обращались к президенту Джонсону с просьбой прислать федеральных регистраторов для составления избирательных списков в 600 южных округах и провозгласили необходимость централизованного финансирования Фонда свободы. Манифест был подписан Кингом, Маккиссиком, Кармайклом, Чарлзом Эверсом и преподобным Артуром Томасом, священником из дельты Миссисипи. На следующее утро они провели совместную пресс-конференцию, а затем возобновили поход.
В течение нескольких дней недели марш продолжался без всяких происшествий. Но голоса недовольных, против которых Мартин недавно выступил, не стихли. Они продолжали издеваться над святыми для Кинга идеями.
В воскресенье, 13 мая, один из патрульных так описал колонну демонстрантов, состоявшую примерно из 350 участников: «Это было довольно большое сборище психов». И многие журналисты с ним согласились. Среди демонстрантов было пятьдесят белых молодых людей, одетых в тенниски, голубые джинсы и сандалии. Многие из них носили бороды. Порой до Кинга доносился шепоток: «Не пора ли белым по домам?» Кое-кто из участников марша вел себя весьма агрессивно, некоторые скандировали: «Хватит баснями нас кормить, дай легавого пристрелить». Кинг невольно вспоминал миролюбивых темнокожих христиан, которые говорили в Сент-Огастине маршировавшим мимо них куклуксклановцам: «Мы любим вас, всех и каждого». На подходе к городку Гренада одна негритянская девушка вызвала приступы громкого хохота, спев эти старые стихи, к которым она добавила строчки собственного изобретения:
Я люблю каждого,
Я люблю каждого,
Я люблю каждого всем своим сердцем.
Я только что солгала,
Я только что солгала,
Я только что солгала в глубине своего сердца.
Эти стишки все время звучали у Кинга в ушах. Куда делись все эти добрые, набожные люди, которые некогда заполонили Селму? Что стряслось с ними за последние год-другой? Неприятие чернокожими фундаменталистами всех без исключения «белых обманщиков и либералов» было, конечно же, перебором. А переборы чрезвычайно раздражали Кинга; впрочем, он знал, откуда они берутся. Он хорошо знал Стоукли Кармайкла и был в курсе того, что ему пришлось испытать. Стоукли в свои двадцать четыре года был плотью от плоти послевоенного поколения, для которого Великая депрессия казалась древней историей, а Вторая мировая война представлялась смутным воспоминанием. Поразительная пропасть, образовавшаяся между его собственным поколением и поколением Стоукли, за минувшие четыре-пять лет стала еще шире. Он ощущал это по своим младшим коллегам на работе. Он сам и его старшие товарищи подпитывались энергией молодого поколения. Стоукли в период между девятнадцатью и двадцатью четырьмя годами подвергался аресту двадцать семь раз. Во время летнего наступления 1964 года в Миссисипи он был ответственным за Школу освободительного движения в Гринвуде. Он видел, как ее забрасывали бомбами белые террористы, как они зверски избивали не оказывавших им никакого сопротивления местных активистов. Затем он переехал в округ Лаундес, штат Алабама. Он и здесь видел многочисленные сцены насилия, творимого белыми над чернокожими. Разве стоило удивляться тому, что он пошел по стопам великомученика Малколма Икса?
