Гастроли Театра Мейерхольда проходили в Ленинграде в помещении консерватории, а Первой студии – в помещении Большого драматического театра. И те и другие гастроли привлекали внимание театральной общественности.
Само собой разумеется, что мне посчастливилось показаться сразу в двух театрах, в различных ролях, поэтому в Ленинграде моя работа была очень высоко оценена и критиками и театралами.
Вот что писалось об этих гастролях в ленинградских газетах.
Начнем с отзывов о «Лесе» в Театре Мейерхольда.
«Значительная доля признательности аудитории за радость, испытанную на «Лесе», должна отнестись к актерскому коллективу Театра Мейерхольда...
Прежде всего нужно отметить Ильинского (Аркашка)... Легкого движения ногой, поднимания плеч, одного взгляда достаточно для Ильинского, чтобы заставить зрителей смеяться» («Вечерняя Красная газета»).
О «Великодушном рогоносце».
«Техника актерской игры в этом спектакле доведена до замечательного совершенства. Вся она насыщена бойкими ритмами и заключена в строгих рамках закономерной необходимости, будучи подчинена внутренней логике каждого отдельного сценического момента...
И в нем яркими пятнами выделяются прекрасная актриса Бабанова в роли Стеллы и особенно Ильинский» («Красная газета»).
«В целом «Рогоносец» несомненно лучший спектакль театра, и, если бы мне предложили указать постановку, характерную для нового русского театра, я без колебаний назвал бы «Рогоносца», и только его одного. Ибо только здесь я чувствую современный театр с его острой напряженностью и бодрящей молодостью. Я уверен, что «Рогоносец» победит Европу так же, как победил ее Станиславской. Конечно, не сейчас, а тогда, когда настанет время. А оно не за горами» («Жизнь искусства»).
Не менее интересны отзывы об «Укрощении строптивой»:
«У Художественного театра было много детей, пошедших в искусстве другим путем, но был первенец, наследник – Первая студия, – кость от кости Художественного театра» («Красная газета»).
«В «Укрощении строптивой» в роли Грумио впервые перед ленинградской публикой выступал Ильинский...
Четкость рисунка, чистота работы (необычайный по легкости прыжок с высоты полутора саженей) и прежде всего сценическая убедительность заставляют думать, что мы впервые имеем дело с актером нового театра, которого многие так долго и тщетно ожидают» («Жизнь искусства»).
По этим отзывам можно представить себе, насколько удачно прошли гастроли Первой студии и Театра Мейерхольда в Ленинграде.
Но совместительству моему пришел конец. В конце гастролей в Ленинграде меня пригласил к себе М. А. Чехов, ставший к тому времени руководителем Первой студии, и сказал: «Дорогой Игорь Владимирович, с осени студия переезжает в новое помещение. Это помещение бывшего Незлобинского театра. Наш театр-студия переименовывается. Теперь наш театр будет называться не Первой студией МХАТ, а Вторым Московским Художественным академическим театром. Большая ответственная работа предстоит нам в будущем сезоне. На вас мы имеем немалые виды. Поэтому вас мы решили перевести в основное ядро нашей труппы, с соответствующим повышением оклада. В этот год, правда, вы оказались незанятым в новых постановках, но в предстоящем сезоне вас ожидает серьезная работа. Прежде всего мы хотим вам поручить роль Левши в инсценировке «Блохи» по Лескову. Ставить эту пьесу будет Дикий. Второй работой для вас явится роль Тиля Уленшпигеля. Эта инсценировка также пойдет в будущем сезоне. Как вы на все это смотрите?»
Я мог, конечно, только сказать, что меня вполне удовлетворяют и очень интересуют предстоящие работы. Две такие интересные и в то же время разнообразные роли!
Я также поблагодарил за доверие студии, выразившееся во включении меня в основную, ведущую труппу старейших членов студии.
«Но, – добавил Михаил Александрович, – есть одно но. Вы должны совершенно оставить работу у Мейерхольда. Я понимаю, что работать вам там интересно, что, по-видимому, вы любите работать с Мейерхольдом, но вспомните случай с «Укрощением строптивой», поймите, что вам надо при предстоящей загрузке выбрать одно из двух. Вы видите воочию, что мы хотим, чтобы вы работали у нас, вы видите это хотя бы по тем перспективам, которые мы вам предлагаем, но вы должны сделать выбор».
Перспективы были действительно настолько интересны, включение меня в ядро труппы настолько лестно и почетно, что я тут же дал положительный ответ.
Через два дня я был в Москве и меня попросил приехать к нему на квартиру Мейерхольд. У меня засосало под ложечкой. Трудно, подумал я, будет сообщить ему, что я окончательно перехожу в МХАТ 2-й.
Надо знать обаятельность Всеволода Эмильевича, когда он хотел быть таковым. Надо знать также в основе мое отношение к нему, мое преклонение перед любимым мастером и учителем. Много хороших слов он мне сказал. Он говорил мне о том, как легко ему работать со мной, какие пути теперь открываются перед его театром и какая громадная работа нам предстоит.
«Вы знаете, как я вас люблю, Ильинский, как актера, поверьте мне, что будут у нас с вами удачи, большие чем «Рогоносец» и Аркашка. Но... но именно при этом отношении к вам я имею право поставить ультимативное условие, чтобы вы прекратили службу в Первой студии и окончательно остались у меня. Что вы выберете?»
Вдруг я почувствовал, что не могу сказать моему учителю, что выбираю МХАТ 2-й, и по-хлестаковски выпалил: «Конечно, я выбираю вас». Он поцеловал меня, и только на улице я почувствовал, в какое положение попал. Недели две я пребывал в смутном состоянии, потом нашел какой-то благовидный предлог и послал Чехову телеграмму о том, что я остаюсь у Мейерхольда.
В начале лета были окончены съемки фильма «Аэлита», выпуск которого придержали до осени, но уже весной его стали усиленно и успешно анонсировать и рекламировать. После окончания съемок я сразу получил приглашение участвовать в новом фильме той же кинофабрики «Межрабпом-Русь». Фильм назывался «Папиросница от Моссельпрома». Ставил его режиссер Ю. Желябужский. В нем также участвовали актеры, игравшие уже в «Аэлите», – Ю. Солнцева и Н. Церетелли. Работа шла весело, легко и непринужденно. Осенью последовательно были выпущены оба фильма, имевшие большой художественный, но главным образом материальный успех, который поставил на ноги новое кинематографическое предприятие.
Мейерхольд косо отнесся к моим успехам в кино, фильмы ему не понравились, и если говорить серьезно, то, имея большую популярность у широкой публики, они довольно сухо были приняты передовой театральной и кинематографической общественностью. Как раз к этому времени у меня наметился разлад с Всеволодом Эмильевичем. Мне казалось тогда, что стоило мне остановить свой выбор на его театре, стоило мне проявить наилучшее отношение к нему, стоило ему увериться в том, насколько я ценю его как режиссера, как в ответ последовало с его стороны гораздо худшее и недостаточно внимательное отношение ко мне, чем тогда, когда я был независимым совместителем. Начались обоюдные подозрения, мелкие и крупные конфликты. Создалась нездоровая обстановка. Я не снимаю с себя вины. Весьма вероятно, что были факты зазнайства и премьерства с моей стороны, подогретые успехом в кино, который раздражал Мейерхольда, так как он безусловно хотел, чтобы мой успех был связан только с его театром. Я узнал, что он написал критическую рецензию о фильмах, где я участвовал. Эта рецензия в ленинградском журнале «Театр и искусство» была написана им под псевдонимом Dottore. Он писал там, что я играю в кино с плоским юмором, который пригоден для «кельнеров берлинских пивных».
