Белый дымок вьется над болотистым лугом — это там старуха болотница из народных поверий рассказала ему о коварных, бессовестных блуждающих огоньках, которые прикидываются людьми — кто пастором, кто государственным деятелем, а кто писателем — и сеют зло, раздор, ложь…
На широком кусте кувшинки давным-давно странствовала крохотная Томмелиза, а улитка, важно ползущая по стеблю розы, уже объяснила, что ей плевать на весь мир, она признает только свою раковину… Ветер, шевелящий листья старого дуба, рассказал когда-то сказочнику о надменном, расточительном Вальдемаре До, знатный род которого пришел в упадок и вымер. А новых историй не слышно в его шуме…
Нет, новой сказки нигде уже не сыскать, и это очень грустно. Но зато старые кивают и улыбаются со всех сторон — ох, как же их много! — надо утешаться этим. Кое-кто из молодежи поговаривает, что сказки отжили свой век, что писателю нужно только бесстрастно и точно описывать факты — все подряд, ничего не выбирая! — а от вымысла отказаться. Это, мол, будет строго научный подход. Неправда, сказка никогда не умрет!
2 апреля 1875 года Андерсену сообщили, что закончена подписка на сооружение ему памятника, и принесли составленный скульптором проект. Там изображался сказочник, со всех сторон облепленный ребятишками. Андерсен забраковал проект.
— Мои сказки адресованы столько же взрослым, сколько и детям! — волновался он. — И потом, когда я читал их вслух, я ни за что бы не потерпел, чтоб дети висели у меня на плечах. Зачем же изображать то, чего не было?
И проект был переделан по его желанию.
Чествование в день семидесятилетия было последним прижизненным триумфом Андерсена. Летняя духота и пыль заставили его переехать из Копенгагена на виллу «Отдых», принадлежавшую семейству его друзей.
Но ни свежий воздух, ни чудесный вид на пролив, ни заботы гостеприимной хозяйки не могли уже поправить дела: Андерсен совсем расхворался.
— Ничего, это ненадолго! — говорил он и еще в конце июля продиктовал ухаживавшей за ним приятельнице письмо к Йонасу Коллину — снова о планах путешествия. А вечером 3 августа у него начался жар, он беспокойно метался, и обрывки каких-то картин проносились перед ним… Тонкий рог месяца — он видел его когда-то… Ах, да, это было в Константинополе… И потом, в придунайских степях, скрипучие плетеные телеги, запряженные белыми волами… Все заволакивается туманом, смутно мелькает желчное лицо Мейслинга… Он жалуется старому Коллину на своего нерадивого ученика, надо остановить его, сказать, что это неправда… Но голос не слушается, да и Мейслинг уже исчез куда-то… Теперь слышится скрипка — громче, яснее вырисовывается фигура Оле Булля со смычком в руке, скрипка жалуется, негодует, со струн соскакивают крохотные голубые огоньки, их все больше, больше… И снова темно, а музыка звучит еле слышно, это уже не скрипка, это мать мурлычет ему сквозь сон старую колыбельную… И становится легко и спокойно, можно хорошенько вытянуться и спать, спать… В одиннадцать часов утра хозяйка виллы, дежурившая всю ночь у постели больного, ненадолго вышла из комнаты: Андерсен спал глубоким тихим сном. Незаметно его дыхание становилось слабее, слабее, а потом совсем затихло. Свежий ветер залетел в комнату, полный вестей о море и кораблях, дотронулся до неподвижного лица и умчался своей дорогой: здесь некому больше слушать его истории.
За два месяца до смерти Андерсен прочел в одной из английских газет, что его сказки принадлежат к числу наиболее читаемых во всем мире книг.
Шли годы, и слава сказочника выдерживала проверку временем. Больше ста лет прошло с тех пор, как появились первые сборники сказок. И по-прежнему имя Андерсена — одно из первых в перечне самых популярных писателей.
В Королевском саду в Копенгагене стоит памятник. Вокруг него раздаются крики и смех играющих детей, шелестят высокие деревья (самые старые из них, наверно, могли бы рассказать внимательному слушателю историю о голодном и оборванном мальчике, бродившем когда-то по этим аллеям), и по худощавому лицу бронзового Андерсена пробегают легкие тени. Он сидит с книгой в руках, окруженный сменяющимися поколениями своих верных читателей, которые не забывают приносить цветы и зелень к подножию памятника.
Если же пройти по оживленным копенгагенским улицам на берег пролива, то там можно увидеть фигуру маленькой русалочки, сидящей на большом камне, с глазами, устремленными в морскую даль.
Датские школьники, раскрывая свои хрестоматии, находят там сказки и стихи Андерсена и историю его жизни. Но и для миллионов читателей во всех уголках земного шара, никогда не видевших памятника, музея и статуи русалочки на берегу, не изучавших в школе сказок Андерсена, автор «Дюймовочки», «Гадкого утенка», «Огнива» и «Снежной королевы» быстро становится близким и любимым другом. Эти читатели ничего не знают о трудном пути, пройденном мальчиком из Оденсе, о его характере, о его привычках и вкусах, и все-таки они знают о нем очень много, знают главное, потому что в сказках Андерсена всегда звучит его живой голос, по интонациям которого мы безошибочно угадываем, смеется сказочник или грустит, лукаво щурит глаза или негодует.
Итак, главные черты облика сказочника выступают перед нами, когда мы читаем его произведения: ведь человека судят по его делам, а что же с большим правом может называться делами Андерсена, если не его сказки?
Но знакомство с жизнью писателя и его эпохой позволяет нам понять, как сложился этот своеобразный талант. Если бы Ханс Кристиан вырос не на нищей городской окраине, а в графском замке или купеческом особняке, он бы уберегся от многих жестоких уроков жизни. Но нет ни малейших сомнений, что тогда мы бы не прочли его сказок. Если бы, вместо того чтобы слушать песни и сказки старух из богадельни, он с детства засел бы за латинскую грамматику, то Мейслинг, бесспорно, не имел бы оснований сетовать на своего питомца, но Андерсен в лучшем случае стал бы дельным филологом, а не знаменитым сказочником.
Широкое же знакомство с книжной литературой обогатило его эстетику, развило его вкус. Впечатления от книг, слившись с народным восприятием жизни, присущим Андерсену, с образами фольклора, жившими в его фантазии с детства, и дали тот «чудесный сплав», из которого состоят его сказки.
Исследователи давно подсчитали, что лишь немногие сказки Андерсена основываются непосредственно на фольклорных сюжетах. Но дело не в прямом использовании или обработке народной сказки. За долгие лета своего существования сказка выработала определенные понятия о красоте и добре, их неразрывной связи между собой, о враждебных народу силах и конечном торжестве справедливости, о трудных испытаниях, неизбежно предшествующих счастливой развязке. И вот этот определенный взгляд на мир, отражающий опыт многих поколений создавшего сказку народа, лежит в основе сказок Андерсена.
