Третью ударную вывели в резерв фронта. Сдав свою полосу польским дивизиям, армия совершила марш на юго–запад и сосредоточилась в районе небольшого города Кенигсберг, километрах в двадцати от реки Одер.
23–я и 52–я стрелковые дивизии 12–го гвардейского корпуса заняли оборону по восточному берегу Одера на участке протяженностью 30 километров: от Нидер–Кренина до Альт–Рюдница. Все остальные соединения находились в тылу, приводили себя в порядок после боев в Померании, принимали пополнение, занимались боевой учебой.
Наш штаб удобно разместился в деревне Штрезов на берегу живописного озера Гроссер–Зее. Вокруг простирались леса, еще по–зимнему темные и неприветливые. Однако днем пригревало солнце, в воздухе уже чувствовалась весна.
Жили мы и работали по московскому времени, которое на два часа опережало местное. Получалось так, что вечер здесь наступал гораздо позже, чем у нас в России. Я долго не мог привыкнуть к такой перемене.
Активных действий армия пока не вела. Штабные офицеры, разумеется, пытались определить наши перспективы, предусмотреть дальнейший ход событий. Если нам прикажут наступать строго на запад, то армия, форсировав Одер, пройдет значительно севернее Берлина. Некоторые товарищи вздыхали: жаль, мол, что не придется самим громить фашистское логово.
Как бы ни развивались события, дальнейший наш путь вперед лежал через Одер, левый берег которого находился в руках противника. А опыта форсирования крупных водных преград дивизии нашей армии не имели.
Учить войска преодолевать водные преграды при помощи табельных и подручных средств — на этом было сосредоточено основное внимание всех командиров и инженерных начальников. При обучении использовалось все, что могло держаться на воде, вплоть до бревен и досок.
Занятия по форсированию водных преград проводились на ближайших озерах, как правило, в сумерках или на рассвете.
Одновременно командиры соединений и частей, штабы и политорганы уделяли большое внимание тактической подготовке войск. С каждой ротой было проведено по два–три тактических учения. На батальонных учениях с боевой стрельбой отрабатывались вопросы взаимодействия подразделений между собою и с родами войск, а также формы и способы ведения боев в крупном населенном пункте и в ночных условиях. Командиры полков, офицеры штабов и политработники большую часть времени проводили в подразделениях, обучая солдат, сержантов и младших офицеров.
Армия получала пополнение за счет бойцов, вернувшихся из госпиталей. Кроме того, было много молодежи, призванной на военную службу из недавно освобожденных районов. Приходили и те, кто был некоторое время в плену. Эти люди требовали особого внимания и заботы.
Численность дивизий в 12–м гвардейском и в 79–м стрелковом корпусах в среднем была доведена до 5200 человек. Роты насчитывали в своем составе по 60–80 человек.
В каждом полку создавался штурмовой батальон. Отбирали в эти батальоны молодых, физически крепких и уже побывавших в бою солдат и сержантов. Туда назначались лучшие командиры и политработники, тоже, как правило, имевшие опыт ведения ближнего боя. Обучение штурмовых батальонов велось на специально оборудованных участках местности под личным руководством командиров полков. Отрабатывались элементы и приемы боя, применяемые при прорыве оборонительных позиций противника и при штурме городских укрепленных объектов.
Особое внимание уделялось усилению партийных и комсомольских организаций. Из‑за потерь, понесенных в Померании, распались многие ротные парторганизации. Их восстанавливали, принимая в ряды партии отличившихся воинов, перераспределяя по подразделениям имевшихся коммунистов, а также за счет тех товарищей, что прибывали с пополнением. Однако главным и основным источником был все же прием в партию.
Плоды большой и напряженной работы вскоре дали себя знать. К началу апреля в армии насчитывалось 550 первичных организаций и 831 ротная парторганизация. Они объединяли 17 923 коммуниста. В стрелковых ротах было по 4–6 членов партии, в организациях танковых рот и артиллерийских батарей — до 30 коммунистов в каждой.
В нашем оперативном отделе серьезных изменений не произошло. Отдел состоял из политически грамотных офицеров, прошедших хорошую боевую школу. Многие имели высшее и среднее образование. Значительная часть людей работала в отделе по два–три года и начиная с Великих Лук участвовала во всех боевых делах армии.
Не «прижился» у нас подполковник Пластинкин. Его перевели на другую должность, а к нам вместо него пришел майор И. Ф. Вильховой, который был начальником оперативного отделения в штабе 207–й стрелковой дивизии. В отдел были взяты также майор А. Г. Овчинников, капитан Шушемоин (из штаба 33–й стрелковой дивизии), майор Муравьев (из штаба 23–й гвардейской дивизии) и майор Михмель (из оперативного отдела штаба 12–го гвардейского стрелкового корпуса). Эти новые товарищи быстро сжились со стариками, усвоили наш стиль работы.
Роль начальников направлений выполняли мои старшие помощники. В 12–м гвардейском корпусе — подполковник Б. В. Вишняков, в 79–м корпусе — майор И. Ф. Вильховой, прибывший к нам из этого корпуса и хорошо знавший его дивизии. Направленцем в 7–м корпусе был опытный и серьезный майор Аинцев. В помощь каждому из них я выделил по одному офицеру, с тем чтобы в период боевых действий они, чередуясь, выезжали в войска.
Подготовкой и оборудованием командных и наблюдательных пунктов теперь занимался майор В. Т. Михмель. Наш ветеран майор Ванников неизменно ведал офицерами связи, а также следил за охраной и комендантской службой на командном пункте.
Представление боевых донесений и оперативных сводок. лежало на подполковнике В. М. Звонцове, которому помогал образованный и аккуратный в работе капитан Шушемоин. Василий Михайлович Звонцов к этому времени был уже вполне сложившимся офицером–оператором армейского масштаба.
В штаб фронта ежедневно представлялись в 8.00, 13.00 и 20.00 краткие боевые донесения, которые подписывал начальник штаба армии или я. Кроме того, к 17.00 передавалась вверх более подробная информация об обстановке. В 22 часа на имя командующего фронтом отправлялось итоговое боевое донесение за прошедший день. Эти донесения подписывались Военным советом и являлись основными документами при подготовке штабом фронта докладов в Ставку. Наконец, последним документом за сутки была обширная оперативная сводка, которая составлялась наиболее подробно. В полночь ее подписывали начальник штаба армии и я.
Оперативный отдел — это тот центральный узел штаба, в котором концентрируются все важнейшие данные, который координирует работу сложной армейской машины управления, ее отделов и служб. Офицеры оперативного отдела обычно раньше всех и лучше всех были ориентированы в обстановке. Один из наших офицеров постоянно находился в группе командующего армией. При выездах командующего или начальника штаба в войска на их рабочем месте, у телефонов, опять‑таки дежурили офицеры оперативного отдела. Со срочными ответственными заданиями в войска также посылались офицеры–операторы. Обязанности их были очень многообразны.
